Цивилизация страуса

Фролов Виталий

– Это как-то... несправедливо.

– Как раз справедливо, - не согласился Гусев.
– Даже если ты спас мир, никто не гарантирует, что в этом самом мире тебе будет комфортно жить.

– А я люблю, когда все хорошо заканчивается, - сказала Марина.

– И много вы знаете таких историй?

– Довольно много.

– Из жизни или придуманных?

– Придуманных, конечно, но...

– Так это не они хорошо заканчиваются, - сказал Гусев.
– Это рассказчик

прерывает свое повествование в тот миг, когда у героев все идет более-менее неплохо. И истинно мудрый рассказчик не будет распространяться о том, что было дальше.

– Но разве дальше обязательно будет что-то плохое?

– Необязательно, - Гусев уже зарулил на парковку и втиснулся в ряд между двумя внедорожниками.
– И не сразу. Но чаще всего так и бывает.

– Возьмем архетипичную историю, принц спас принцессу от дракона, - сказала Марина.
– Что же там дальше может быть плохого?

– О, целая куча всего. Тут целый непочатый край неприятных возможностей, - Гусев закурил.
– Итак, принц спас принцессу от участи, которая хуже смерти, они поженились, принцессин папаша отвалил ему приданого и вскорости помер, чтобы не мешать молодым. Тут обычно и ставят точку, не так ли? Типа, жили они долго и счастливо и черт бы с ними со всеми.

– Примерно так.

– А на самом деле уже через полгода принцесса родила мальчика, не слишком похожего на принца, зато подозрительно смахивающего на придворного шута. После родов принцесса располнела, а принц запил и принялся волочиться за фрейлинами. Потом случилась война, и принц отправился убивать людей, а принцессе дико натирал ее пояс верности. На войне принца покалечили, и когда он вернулся домой, то пил еще больше, по ночам его мучили кошмары, а днем с ним случались приступы паники, во время которых он себя вообще не контролировал. Посттравматический синдром потому что. А принцесса жрала все больше и больше, так, что даже придворный портной жаловался, что иногда не понимает, платье для женщины он шьет или попону для слона.

Марина хихикнула.

– Ребенком, ясное дело, никто не занимался, - продолжал Гусев. За последние дни он привык давать интервью, и монолог изливался из него легко и непринужденно.
– И вырос он вздорным, избалованным и высокомерным, и за несколько лет правления довел свою страну до революции. Народу полегло немало, и в результате к власти пришел романтичный благонамеренный болван, который думал, что знает, как сделать лучше для всех и чтоб никто не ушел обиженным. Но проблема романтичных благонамеренных болванов в том, что они умеют вдохновлять своими речами народ, а вот что с этим народом делать дальше и как им управлять,

они понятия не имеют. Уже через полгода один из ближайших соратников отравил романтичного благонамеренного болвана, сел на трон и объявил себя диктатором. После чего навел порядок железной рукой, а на любую критику партийной линии отвечал огнем и сталью.

– Это все слишком надуманно.

– А когда тиран умер, в стране случилась очередная смута, - распаленный Гусев не давал сбить себя с толку.
– Потом была засуха, неурожай, голод и бубонная чума. И хотя в засухе и бубонной чуме диктатор был вроде не виноват, обвинили все равно его. Ну потому что кто-то же должен быть виноват и сколько можно вообще все это терпеть. Об этом можно написать сотню романов и снять десяток фильмов, но истинная мудрость рассказчика заключается в том, чтобы вовремя заткнуться.

– Но ведь все могло быть совсем не так.

– Как бы там ни было, в жизни все равно не бывает хэппи-энда, - сказал Гусев.
– Потому что за успехом всегда следует провал, за удачей - разочарование, победы растворяются, их плоды идут прахом. И так по кругу или по спирали, или еще как-нибудь, но до самой смерти. Люди умирают, это вот самый правдивый конец.

– И вы хотели бы быть героем такой истории?
– спросила Марина.

– Мы все герои такой истории, - сказал Гусев.
– Даже если сами этого не осознаем.

Он затушил сигарету в пепельнице, и они пошли подписывать документы.

Следующим утром Гусеву позвонил Макс.

– Раздобыл я медкарту твоего Виленского, - сообщил он.
– Ложная тревога.

– В каком смысле ложная?
– не понял Гусев.

– Не клон и не родственник, - сказал Макс.
– У вас даже группы крови разные.

– Понятно, - сказал Гусев. Видимо, информацию о втором клоне, Макс не нашел.
– Пришлешь результат?

– Уже отправил. Могу еще чем-нибудь помочь?

– Пока нет.

У файла, присланного Максом, и файла, раздобытого Хомяком, было только одно общее место - имя и фамилия пациента. Видимо, кто-то из заинтересованных лиц уже успел подчистить информацию в сети. Как бы они и второго клона не подчистили, подумал Гусев. Но уже в реальности.

Уже через час Гусев нажимал указательным пальцем на кнопку звонка и надеялся на то, что этим субботним утром Борис Березкин окажется дома.

Дверь открылась.

– Привет, - сказал Гусев.

– Привет, - машинально сказал Борис. Сходство было поразительное, у Гусева на мгновение поплыло перед глазами. Не каждый день человек встречает свою полную копию.
– А я вас знаю?