Civilization
Шрифт:
С утра я приказал атурам привести два десятка свежекупленных рабов с заступами. Те дисциплинированно выполнили поручение — и, с первыми лучами солнца, кутаясь от утреннего холода в заношенные плащи, у входа в храм толпились «храмовые илоты» под командованием десятников. Чуть позже подошли Галис и другие жрецы.
— Нам надо слепить горшки и обжечь их. Половина рабов пусть найдет глину — лучше всего искать, наверное, у реки, другая половина пусть принесет дрова — много дров!
Когда рабы вернулись, неся в своих плащах накопанную глину, я приказал размять ее ногами. Затем из этой глины мы лепили горшки. Не став возится с гончарным
Из остатков глины я приказал слепить кирпичи. Все это пришлось оставить на день, чтобы заготовки немного подсохли.
На следующий день мы аккуратно сложили заготовки в том месте, где решили устроить печь, и укрыли их дровами. Потом эту кучу дров стали закладывать сыромятным кирпичом, так, что получилось что-то вроде высокого тагина.
— Поджигай — велел я Галису. Тот, приняв от другого жреца кресало, высек искру на сухой соломенный жгут и закинул его в печь.
Дрова прогорали целую ночь, а потом целый день печь остывала. Когда её разобрали, у нас на руках оказалось три десятка горшков и блюд, и несколько сотен полуобожженных глиняных кирпичей. Не все горшки получились, как надо — некоторые лопнули, другие, наоборот, оказались недожжеными, но, несколько штук вполне годились для готовки.
— Покажите людям, как делать глиняные горшки — сказал я жрецам — и пусть они благодарят богов за эти знания! Прямо с утра всех соберите, и расскажите, как мы сделали эту посуду!
* * *
Засыпая в капсуле, я думал об уроках этой сессии. Когда то, бесконечно давно и далеко отсюда, нас учили на занятиях по праву, что ни один закон, ни одно распоряжение не будет выполняться, если нет угрозы наказания за его неисполнение. Так устроены люди. Добрым словом и револьвером всегда добьешься большего, чем просто добрым словом.
Итак, мне надо завести «револьвер». Иначе моя миссия бесполезна — любые указания попросту проигнорируют. Конечно, может быть, после того как я 10 раз подскажу верное решение, и его 10 раз не исполнят, а потом всем будет плохо, меня наконец то начнут слушать и так — в силу авторитета. Но к тому времени мы можем просто-напросто вымереть. Или припрутся очередные завоеватели и захватят тут все, а удастся ли с ними договориться — неизвестно. А самое верное — люди просто не смогут понять причинно — следственной связи между невыполнением моего распоряжения и тем бедствием, которое их постигло. Вот такая фигня.
Итак, нужна «дубинка» — отряд верных мне вооруженных людей. Тех, которые будут слушать только меня, а не вождей племени или родственников. Тех, кто немедленно арестует или даже убьет воров или мятежников, даже если это уважаемые в племени люди. Надо подумать об этом. Храмовая стража может быть очень полезной… только чем им платить?
Раздумывая далее, я пришел к выводу, очевидному, хоть и не отличающемуся оригинальностью. Мне нужны деньги. Ну, или то, что заменяет тут деньги — зерно, скот, да что угодно. Источник дохода. Содержать храмовую стражу будет накладно — никто бесплатно махать дубиной не пойдет.
А где взять деньги? Вопрос! Собирать налоги — не вариант. Никто
Конечно, есть кое-какие пожертвования храму. Но они добровольные, и поступают нерегулярно. Надеяться на это — такое себе, тем более, что жрецы сами во многом живут с этих подношений.
А пока дубины нет, все, что я могу — убеждать и ссылаться на волю богов. Вариант тоже неплохой, но не беспорочный. Племена очень прагматично относятся к богам — они всегда соотносят размеры жертвы, которая от них требуется, и кары, которая их ждет за неисполнение воли бога. Могут и не исполнить. Но пока — это все, что есть.
* Хора — мера объема зерна, примерно 24 литра — прим.
Глава 13
Ход 7
Прошло 140 лет.
Лишь только вскочив со своего одра, я решил проверить общественный амбар. Оказалось, что его наполнение равно 0,00 хор зерна. Старосты категорически не справились с оказанным им высоким доверием.
Допрос жрецов раскрыл картину произошедшего. Поначалу деревни честно пытались наполнить амбар зерном. Но многие стали, скажем так, «забывать» сделать свой взнос. Потом и остальные перестали делать это и забрали обратно свое зерно. Почему-то я не удивлен…
И что с этим делать? Нужно обеспечить выполнение своих указаний. Нужно укрепить власть, сделать ее дееспособной. Но как…
— Вы создали «полицию»? — спросил я у жрецов, жаловавшихся на неисполнение моих указании й по поводу амбара.
— Ничего не получилось, — ответил мне Галис. Никто не слушал нашу «полицию», всё слушают своих вождей. Если полицейские были родом из племени адаже, то соплеменники слушали их, а вот исавары — нет. Если полицейский-адаже пытались наказать исавара, за него вступалась вся его деревня! А если полицейским был исавар, а преступникам — адаже, защищать его выходил весь город!
Я погрузился в тяжкие раздумья, — похоже, концепция охраны порядка полицейскими силами для местных жителей пока непонятна. Внутри одного племени еще можно поддерживать какой-то порядок, но все меняется, если столкнулись двое из разных племен! В этом случае полицейский уже воспринимается не как представитель храма, а как воин чужого племени, собравшийся обидеть единоплеменника! В результате попросту начинаются межплеменные столкновения!
Определённо, надо обдумать, что с этим можно сделать. Но, уже сейчас понятно, что задача это крайне непростая…. Все привыкли жить племенами. Никто даже не понимает, что такое «закон», «порядок», «правосудие», и в случае какого-то конфликта все спешат под защиту своего племени…
Всю ночь я обдумывал, как наладить наполнение амбара и, вообще, исполнение моих указаний, и был полон решимости решить все вопросы прямо с утра.
Но утром все планы резко поменялись.
Еще с ночи я услышал шум за городской стеною, как будто там собиралось много людей, но решил, что это торговцы из степей пришли и ждут утра, когда им откроют городские ворота. Но утром город остался запертым, а шум усилился. По городу начали бегать мужчины-адаже, спешно собирая оружие и камни для пращей. Тревога на их лицах недвусмысленно говорила о том, что случилось, что-то непредвиденное и очень плохое.