ЦК закрыт, все ушли
Шрифт:
Потом звонил Харламов — главный редактор «Сельской жизни». Предложил либо политическим обозревателем, либо членом коллегии, редактором по отделу общественно-политической жизни. В первом случае— 730 рублей, во втором— 830. Я настолько обнаглел, что поинтересовался насчет поликлиники.
— Это надо выяснить у Сильвановича. Ему сохранили. А новичкам не давали. Хотя у тебя ведь была. Должны оставить.
Я позвонил Сильвановичу. Выяснилось, что зарплата несколько иная: в первом случае — 550 рублей, во втором — 805.
Харламов торопит с принятием
— Ты еще молодой, вырастешь здесь. Надо первого октября уже приступить.
Сказал, что подумаю. Не хочется первого октября выходить, ведь нам будут выплачивать до девятого ноября. Зачем торопиться? Можно на себя поработать, жене помочь, с дочерью позаниматься.
Потом звонил Дожин — сотрудник аппарата Верховного Совета СССР. Когда-то я помогал ему туда устроиться. Так, поболтали ни о чем. Может, на следующей неделе сбежимся накоротке.
Только закончил, сел за машинку, как снова зазвонил телефон. Дожин:
— Включите первую программу радио.
Включил. Передавали обзор газет. Интервью Пряхина о работе над книгой Раисы Горбачевой «Я надеюсь». Как они общались, как работали над рукописью. Как Горбачев устроил обед для своих референтов, и Пряхин пришел туда со своей женой, и как очаровательная Раиса Максимовна подошла к ней и сказала, что у нее хороший муж.
— У вас тоже, — нашлась Таисия Васильевна.
После завершения работы над книгой президентской супруги он стал референтом Горбачева. Но — хочет уйти писать свои книги и заниматься руководящей журналистской работой. Конечно, козе понятно, что Горбачев стал московским пленником, вырвавшись из форосского заточения. Пора дистанцироваться от своего покровителя, запахло жареным.
Пряхин сказал, что не знает, сколько ему положено гонорара, но надеется на деликатность Раисы Максимовны.
Потом я позвонил главному редактору одной из центральных газет.
— Какой у тебя телефон? — спросил он. — Давай как-нибудь встретимся на нейтральной территории, прогуляемся.
Неужели он не хочет, чтобы меня видели у него в редакции? Странно.
Набрал номер Спиридонова — недавнего генерального директора ТАСС. У нас приятельские отношения, вместе ездили в Португалию. Говорит, что оформляется пенсия, но неизвестно, какая. Девятнадцатого августа он был в отпуске на юге, в тот же вечер прилетел в Москву, двадцатого вышел на работу. Никто с ним даже не побеседовал. В ТАССе работают представители Генеральной прокуратуры СССР. Что-то ищут. Голос у Спиридонова взволнованный.
20 сентября. Вчера не делал записей — выключился из взятого ритма. Может, потому, что рано утром позвонил Улитенок, который с группой коллег приехал в Москву из Минска. Привез гонорар за две мои публикации в его «Свободных новостях», сумма, кстати, приличная, никто столько в Москве, не платит: за две полосы — штука.
Ездил на бывшую работу. Столовая функционирует. Взял еды и даже две баночки красной икры — у жены сегодня день рождения.
В четыре, как всегда, пошел в школу за дочкой. День был хороший, и дети играли на улице.
— Николай Александрович, у вашей Оли украли куртку.
Тут же и дочь— в свитере и джинсах— робкая, виноватая, растерянная.
Не только у нее увели одежду. Еще у одного одноклассника. У них куртки были новые, японские, нестираные.
Вера Николаевна, оказывается, бывшая директор этой школы. Вину родного коллектива отрицает:
— В школу заходит много случайных людей...
Вечером позвонила мать второго потерпевшего.
Она заканчивала эту школу, знает Веру Николаевну, которая была здесь директором.
— Все равно куртку не вернуть. А так пойдет слава как о скандальных родителях. В Америку на обучение не возьмут. В России всегда воровали...
И то правда.
В обед, когда ходил за продуктами, встретил Беля-нова. Профессор, бывший главный редактор журнала «Известия ЦК КПСС».
— Как у вас дела, Владислав Александрович?
— Чехословацкие коллеги грузчиками работают. Ничего пока стоящего нет. Предложили какой-то худосочный журнальчик. Не согласился.
Возле первого подъезда встретил беседующего с кем-то Пискунова, помощника Зюганова. Подошел, поздоровался. Клянет всех секретарей. Его собеседник сказал:
— При выдаче трудовой книжки забирают пропуск в поликлинику.
Подошел Разумов, секретарь Лучинского. Они сейчас в пятом подъезде. Я говорю:
— Значит, эта организация заслуживает того, чтобы быть разогнанной. Что же получается? Свои отбирают пропуск у своих? В поликлинику без пропуска не попадешь. А между прочим, за нее заплачено до конца года.
Разумов стал катить бочку на российскую Компартию. Мол, это ее позиция ускорила развязку. Пискунов взорвался. Вспыхнула перебранка.
— Владимир Афанасьевич, — спросил я, — партии что-нибудь светит в будущем?
— Ничего. Ходит Ивашко в кожаной куртке. Тактика сейчас — не спровоцировать своими действиями еще более жесткие меры по отношению к партии.
Пленума, кажется, не ожидается. Создана комиссия по трудоустройству во главе с Власовым.
Александр Владимирович Власов — бывший заведующий отделом социально-экономической политики ЦК. Наши дачи в Успенке были рядом. В свое время он занимал пост председателя Совмина России, министра внутренних дел СССР. Поэтому ему и поручили эту функцию, рассчитывая на его связи.
Пискунов рассказал о мытарствах Черемухина, замзава идеологического отдела ЦК Компартии России, который тоже не может трудоустроиться. Да, говорит, есть негласное распоряжение не брать бывших партаппаратчиков.
22 сентября. Вчера не делал записей. Было много хлопот домашних, отмечали 20-го день рождения жены, а вчера с дочерью путешествовали по старому Арбату.
В пятницу, 20-го, когда искал торт ко дню рождения, на Арбате встретил Капто, Чрезвычайного и Полномочного Посла СССР в КНДР, бывшего своего начальника, еще недавно заведовавшего идеологическим отделом ЦК.