Cпиноза

Беленький Марк

После большой паузы Спиноза спросил:

– Чем же это все кончится, можно ли ему помочь?

– Вряд ли. На днях он прислал мне письмо. Вот что он пишет:

"Благороднейшему и славнейшему Даниэлю Праде. Дорогой друг! Мои ненавистники, для которых никаких проклятий не хватит, говорят, что они справедливо наказали меня в пример остальным, чтобы еще кто другой не осмелился противостать их предписаниям и писать против их мудрецов. О преступнейшие из смертных и отцы всяческой лжи! Насколько справедливо я бы мог их наказать для примера, чтобы они больше не дерзали столь бесстыдно обращаться с людьми, уважающими истину, ненавидящими обман, друзьями всего человеческого рода без различий. Итак, благороднейший Прада! Я мог бы по праву, если бы у меня были силы, отомстить им за величайшее несчастье

и жесточайшие несправедливости, которые они на меня обрушили и из-за которых я возненавидел свою жизнь. Ибо кто из преданных чести людей добровольно согласится жить, запятнанный позором? Или как кто-то сказал: человеку благородному приличествует жить достойно или с честью умереть. Мое дело настолько правее их, насколько истина выше лжи. Они стоят за обман, чтобы пленить людей и обратить их в рабов; я же борюсь за истину и естественную свободу людей, которым прежде всего надлежит, избавившись от суеверий и пустейших обрядов, вести жизнь поистине человеческую. Я признаю, что было бы лучше для меня, если бы с самого начала я молчал и, примирившись со всем, что происходит в мире, не возражал ни единым звуком. Однако после того как я, обманутый пустой религией, неосторожно выступил на арену борьбы с ними, лучше со славой пасть, по крайней мере умереть без скорби, которая у честных людей является спутницей постыдного бегства или глупого терпения".

– Вот пример поистине человеческой жизни!
– воскликнул Спиноза, когда Прада кончил читать письмо Акосты.
– Глупо, вступив в столкновение со львами, рядиться в овечью кротость.

В этот вечер Спиноза понял, как важно критически разобраться в догматах Библии. И еще понял Барух: ему необходимо учиться. То, что студент изучает с ним латынь, - это, конечно, хорошо, но недостаточно. Поступить бы в школу Франциска ван ден Эндена! Но отец возражает. Дядя Даниэль может повлиять на отца. К его советам отец прислушивается.

Прада обещал все уладить. Спиноза будет учиться у Эндена! Наступит резкий перелом в его жизни. Старые учителя, шлифуя и изощряя ум, уводят его от жизни, приковывают к старине, к обряду. Новый педагог увлечет богатой литературой гуманизма, полной протеста против сил и традиций старого мира, полной порыва к новой жизни, к новой культуре.

ДРЕВО ПОЗНАНИЯ

Прада настойчиво уговаривал Михоэла определить Баруха в школу Эндена. Но безуспешно! Отец Спинозы сознавал важность и латыни, и голландского, и математики, и механики, и прочих наук. В Вест-Индской компании ценят людей со знаниями. Но, во-первых, Барух уже имеет репетитора-студента. А во-вторых, пока Барух не окончит "Эц-хаим" и не получит сана пастыря иудейского, он ничем другим заниматься не будет. Долг велит не губить илуя! Мальчику всего-навсего пятнадцать лет, успехи его блестящи. Еще каких-нибудь пять-шесть лет, и рабби Саул провозгласит его крупнейшим ученым в Израиле. Крупнейшим!.. Шутка ли! Окончив училище, пожалуйста, если в этом имеется необходимость, пусть берет уроки у этого доктора Эндена. Михоэлу денег не жалко.

Баруху ничего не оставалось, как подчиниться воле отца. До 1652 года он все еще числится учеником религиозного училища. Однако последние годы своего пребывания в "Древе жизни" он провел не без пользы для себя. "Древо жизни" стало для него древом познания. Барух твердо знал, что рабби не являются счастливейшими обладателями истины, что истина не дается свыше в готовом виде, что ее надо упорно и долго искать.

Барух перестал прислушиваться к проповедям руководителей училища. Ему открылась средневековая еврейская философия, и ей он несколько лет подряд отдает все свои силы. Спиноза жадно читает сочинения Саадия из Файюмы, Иегуды Галеви, Ибн-Дауда, Маймонида и Хасдая Крескаса. В этих занятиях он находит огромное наслаждение, они помогают ему осознать собственную силу.

В средневековой еврейской философии, восходящей к IX веку и развивающейся в продолжение последующих пяти столетий, четко прослеживаются две тенденции: прогрессивная и консервативная. Первая стремилась ограничить традицию, предоставив право критическому уму свободно толковать "священные книги" и заняться изучением объективных законов природы. Вторая стремилась ограничить права разума во имя спасения религиозных

догм.

Вот мудрейший Моше бен-Маймон, или Маймонид, автор "Море небухим" ("Учителя заблудших"), энциклопедический ум своего века, самый крупный философ среди евреев. Он любил напоминать людям, что глаза даны им для того, чтобы они смотрели вперед, а не назад. Умный и глубокий, он действительно стремился вперед, ставя требование: "Главное основание всякой мудрости - познание того, что есть первосущество, причина всех существ".

Маймонид был одним из учеников Аристотеля, но изучал он его произведения в интерпретации арабских ученых. Аристотель в глазах Маймонида был светлым умом, высоким и вдохновенным философом. Осмыслить мир - значит понять его в соответствии с учением великого и неповторимого древнего грека.

Спиноза жадно вчитывался в мудрые строки "Учителя заблудших".

...Нет ничего, кроме бога и мира. Бог может быть доказан только посредством этого мира.

Как?

И Спиноза отмечает: если мир сотворен, то бог существует, но если мир вечен, бога нет.

Необходимо поэтому рассматривать реальный мир в таком виде, в каком он существует, а предпосылки для доказательств брать из видимой природы.

Баруха радовали слова Маймонида о том, что тот, кто воодушевлен стремлением к истине, будет продолжать свои занятия до тех пор, пока не убедится в положении: мир вечен.

Вселенная явилась Спинозе не в тумане догматов рабби Саула, а в свете философии Маймонида. Природа манила своими тайнами. Существование бога было поставлено под сомнение. Разум не может согласиться с актом творения, о котором так наивно и примитивно рассказывается в "священном писании".

Маймонид учит, что рассказы Библии следует понимать умом. А излагать Ветхий завет в согласии с разумом означало для автора "Учителя заблудших" дать толкование библейским текстам в соответствии с аристотелевскими философскими принципами.

Создав не без виртуозности систему, в которой по правилам формальной логики воедино сочеталось библейское откровение с метафизикой Аристотеля, Маймонид взял на себя задачу рационализировать ортодоксальный иудаизм. В нелепых рассказах Библии о божественном откровении, явлении ангелов и тому подобном он усматривал аллегорию, притчу, символический образ или художественную метафору.

Рационализм Моше бен-Маймона вызвал ненависть раввинов. Они объявили его еретиком, произнесли над его сочинениями анафему и предали их огню. От этих преследований слава Маймонида возрастала. К нему тянулось все молодое и прогрессивное. Он стал властителем умов многих поколений еврейского юношества. Имя его стало символом свободы идей и глубокой мудрости.

Барух знал, что Моше бен-Маймон - гордость народа, духовный богатырь, которому подчиняются самые выдающиеся представители общины. Однако Барух посмел не согласиться с "величайшим авторитетом". Из сорок седьмой главы второй части "Море небухим" Барух выписал себе в тетрадь следующие слова: "Различай и отделяй вещи своим умом, и ты поймешь, что было сказано аллегорией, что метафорой, что притчей. Тогда все пророчества станут для тебя ясными и очевидными". К ним он добавил: "Маймонид полагает, что нам позволительно изъяснять, извращать слова Писания, отрицать буквальный смысл, хотя бы и весьма ясный или весьма отчетливый, и заменять его каким угодно другим на основании наших предвзятых мнений. Посему этот метод совершенно бесполезен. К тому же он совершенно отнимает всякую уверенность в смысле Писания, которой обладал простой народ при бесхитростном чтении. По этой причине я отвергаю эту мысль Маймонида, как вредную, бесполезную и нелепую".

Маймонид и другие представители средневековой философии только на время заняли ум Спинозы. Никто из них не повлек Баруха за собой. Наоборот, молодой мыслитель пришел к выводу, что средневековая философия в основном изучает слова священных письмен. Бесплодное занятие! Изучать надо не слова, не фразы, а реальные вещи и их реальную связь. Для юноши очевидно, что объектом познания должна быть не старозаветная книга откровения, а вечно юная книга природы, которая действительно раскрывается перед пытливым исследователем. Появилось убеждение в познавательной силе человеческого разума, который превращает человека из раба во владыку.