Цугцванг
Шрифт:
«Не позволю отнять у меня это прекрасное воспоминания гребаному Властелину мира! Хрена с два!» — и я сохранила этот день в памяти, как один из лучших, он же таким и был. Наполненный любовью.
А на завтра мне привезли елку.
«Прости, что ты не смогла выбрать ее сама, но клянусь, что приложил все свои силы и знания, чтобы сделать это максимально хорошо! И клянусь, что в следующем году, ты сделаешь это сама. Целую, Макс»
«Все его открытки…» —
Но, к сожалению, это единственная весточка, которая мне досталась. Макс уехал в загородный дом отца, так что ждать его было бессмысленно. Перед Новым годом вообще рассчитывать на многое не приходилось, он меня предупредил, а этот день в Подольске был скорее чем-то «похищенным», как и своеобразным извинением за дальнейшее отсутствие. Грустно конечно, и, конечно, мы переписывались, но все это было не то. Мне его не хватало…Единственным плюсом во всей этой ситуации — окончательное отсутствие ревности. Да, мне удалось от нее избавиться. Глядя на наши отношения, теплые и одновременно такие страстные, всепоглощающие, едва ли возможно представить, что он притворяется. У него действительно были ко мне чувства — КО МНЕ! — и какой тогда смысл терзаться?
Вместо этого я украшала квартиру. Ушло на это два дня! Но результат превзошел все ожидания. Я как будто попала в сказку, волшебную и до ужаса роскошную сказку, надо сказать, но все таки в сказку. Даже не смотря на обстоятельства в виде родственников моего принца, а в частности его сестры. После того злосчастного аукциона она не пыталась больше со мной связаться. Хотя нет, всего один раз она написала мне сообщение:
«Мне жаль, но ты еще спасибо скажешь.»
Очень трогательно. Конечно сей факт омрачил мою жизнь, но в целом, даже не смотря на такие новости, я была счастлива…
31 Декабря: 12:39
Утро выдалось снежное. Когда я выглядываю за окно, то вижу — погода Москву совершенно не жалеет, и поэтому настроение у меня портится в миг.
«Снег означает пробки. Пробки означают…» — что у меня осталось меньше времени на звонок маме.
Дело в том, что я не знаю, когда она позвонит. Должна до восьми вечера, но что если нет? Максу нужно будет уехать. Он сразу мне сказал, что сможет быть у меня до девяти максимум…
«А что если мама не позвонит до этого момента?»
Так я и оказываюсь на очередном своем нервном пике. Готовить мне особо нет нужды, я ведь встречаю Новый год одна, если не считать белый, любопытный комок, который уже обосновался в квартире и знал ее лучше меня. Вот и сейчас Лyна напоминает о себе каким-то громким грохотом со стороны гостиной, от которого я вздрагиваю и чуть не режу себе руки.
— Лyна! Твою мать! Прекрати лазать!
Девочка прибегает ко мне, осматривается, и я улыбаюсь. Она всегда так делает, будто и не натворила ничего, а это все лишь обстоятельства, которые сильнее, чем ее скромная персона.
«Прямо, как Элай…» — мне становится дико грустно, как по щелчку пальцев.
Смотрю в миску с нарезанными овощами и руки опускаются.
Лyна громко мяучет, выдирая меня из состояния депрессивного ступора, и на этот раз я ей даже благодарна. Слабо улыбаюсь и киваю, продолжая нарезать салат. Зачем-то. Наверно исключительно потому что готовка всегда меня успокаивала, да и первого января будет дико в падлу даже вставать с дивана, и как же хорошо, если уже все будет сделано, да?
Стараюсь себя этим и успокоить, пока мариную утку, нарезаю еще и оливье, готовлю бутерброды. Так и проходит весь мой день — в хлопотах.
19:03
Наконец ключ поворачивается, и я, развернувшись лицом к двери, где от нервов провела последние пятнадцать минут, придирчиво изучая узоры на шкафу, полу и стенах, смотрю точно на могучую спину.
— О.
На секунду он замирает в проходе, потом выгибает брови и издает смешок, закрывая за собой замок.
— Дай угадаю. Стоишь здесь давно? Надеюсь не с…
— Она звонила?
— Нет, успокойся. Я бы тебе сообщил.
— Ну…да. Точно… — рассеяно киваю, а потом устало вздыхаю и бреду в сторону кухни, — Хочешь есть?
Хочет. Макс всегда хочет есть и заниматься сексом, и если обычно я не против, сегодня ему пришлось обойтись только первым пунктом. Я так нервничаю, что не могу отвлечься ни на секунду, и все время, что он трапезничает, стучу по столу и смотрю на экран сотового. Разговор не клеится, но сегодня он не против. Быстро оставив попытки как-то меня расшевелить, последний час все, что мы делаем — это сидим и молчим. Макс играет с кошкой, которая забралась ему на руки, как обычно, я пялюсь на свой старенький айфон — ничего нового и интересного, в принципе, хотя иногда объект моего внимания и заменяют часы. Чертово время бежит неумолимо. Только пять минут назад было семь часов, а уже половина девятого, и мне не надо напоминать, что Макс должен уехать в девять. Я итак это помню…
— Малыш, мне скоро уезжать, — все равно тихо говорит, — Мне…
— Я помню. Она позвонит.
— Амелия…
— Она позвонит!
Грубо выходит, и мне стыдно, но я не извиняюсь. Забываю, по правде говоря, снова опуская взгляд на единственно важную вещь. Я знаю, что он поймет. Не станет меня кусать или винить, потому что слишком хорошо понимает, кто для любого ребенка, сколько бы ему не стукнуло, значит его мамочка. Для меня она значила все и даже чуточку больше, я из тех, кто сильно привязан к своему родителю…
— Если что, я смогу задержаться на полчаса, — еще через десять минут разрывает тишину Макс, словно подтверждая все мои мысли, и я благодарно киваю.
— Спасибо.
Но, к сожалению, мама не звонит даже в девять. И в девять пятнадцать тишина. Мне так страшно становится, аж до слез, не услышать ее в этот день — катастрофа, не меньше. Мало того, что она будет сильно переживать, если мы не поговорим, хотя в принципе и нет ничего страшного, если мы поговорим завтра, но…
«Встречать Новый год без мамы? Это же…так ужасно…» — слезы скатываются с глаз, когда на часах отражается время: 21.22, и я слышу где-то со стороны шумный выдох Макса.