Цугцванг
Шрифт:
— Все будет хорошо, — отбивает мой внутренний цык шепотом на ухо, и я снова смотрю на него.
— Почему я не могу подождать? Я никуда не сбегу.
— Я знаю, но нам надо уехать.
— Уехать?!
— Объясню по пути, котенок.
Макс подает мне куртку, потом помогает ее натянуть и открывает дверь, чтобы я вышла. На улице достаточно морозно, но сухо: снега не сыпет, хотя сугробы стоят высоченные, от дыхания вырываются плотные паровые облака. В отдалении я вижу Алексея. Тот стоит у большого, черного Гелика, сложа руки на груди, и мне хватает
— Спасибо!
Я понятия не имею, что между ними произошло за такой короткий отрезок, но чувствую, что должна его поблагодарить и благодарю. Алексея это тормозит, он слегка поворачивает голову в сторону, и я уже ожидаю, что сейчас получу мерзкую, семейную ухмылку, а вместо того получаю короткий кивок. Удивляет.
«Нет, этих Александровских хрен поймешь вообще…»
Ага-ага, так и есть. Макс снова злится, но тушит пожар, молча открывая передо мной дверь на пассажирское сидение. Я от него вообще всегда ожидаю мерзких комментариев, но и он их не дает. Все как-то совсем странно и не похоже на правду…
«Может меня убили?» — думаю, залезая в салон, — «Слишком они какие-то…спокойные? Может спросить» — нет, не буду.
Я решаю, что лучше мне вообще молчать, чтобы не привлекать лишнего внимания, да и страшно, если честно, начать говорить. Мне совсем не хочется услышать что-то, что ранит мое сердце, и вместо того, чтобы снова кинуть его на передний фланг, я смотрю в боковое зеркало на здание клиники. Мы отдаляемся все больше и больше, а я как будто предаю свою кису, бросая ее тут одну…
— Все будет нормально, — Макс замечает мой потухших вид и слегка теребит за колено, — У нее не нашли ничего серьезного, просто нужно понаблюдать.
— Но меня не будет рядом, когда она проснется…
— Так надо, малыш, — отвечает вторя мне тихо, и когда я смотрю ему в глаза, добавляет, — Мне правда жаль, но отец…все сложно в общем и…нам надо уехать, пока мы с ним не поговорим. Лекс за ней присмотрит, не волнуйся.
— Хорошо, как скажешь.
— Спасибо.
На этом мы заканчиваем разговор, я снова смотрю в окно, а он снова увозит меня в неизвестном направлении…
Из Москвы мы выбираемся достаточно долго, ну а когда попадаем на трассу, тут я свое любопытство уже сдержать не могу. Слишком много вариантов в голове, слишком много страхов и треволнений, поэтому я поворачиваюсь к нему и наконец разрезаю тишину.
— Куда ты везешь меня на этот раз?
— Тебе понравится.
«Такой ответ меня не устраивает!»
— Это не ответ.
— Боишься?
— Немного.
— Я не
— Я это уже слышала и, знаешь, сомнительно как-то.
Он замолкает, поэтому я слышу, как трещит кожа руля под его цепкой хваткой, но не акцентирую внимания, напротив, перевожу взгляд в окно и смотрю на высокие, многовековые сосны. Они создают какой-то до боли знакомый коридор в неизвестности, от которой внутри так и бухает, будто я лечу с тридцатого этажа головой вниз. Это бесит. Мне не нравится. Мне дискомфортно. Я ерзаю на сидении в попытках сбросить ярмо со своей шеи, устроиться поудобней, а все мимо — чувство только усиливается…И тем страннее услышать то, что я услышала дальше.
— Все было немного не так, как ты думаешь.
Смотрю на него в упор, подняв брови. О чем речь конкретно — без понятия, список то внушительный, поэтому я не отвечаю, занимаю выжидательную позиции, и правильно делаю. Макс молчит всего ничего, потом, коротко мазнув по мне взглядом, переводит его на дорогу и жмет плечами.
— Но да, спор действительно был.
«Ах вот о чем речь…»
— Спасибо за объяснения, а то я не поняла.
— Я хочу поговорить нормально, — с нажимом отвечает на мой яд, — Но если ты не в состоянии, разговора не будет.
«Это просто смешно!»
— Просто класс. То есть, ты еще смеешь устанавливать правила?
— Да.
«Так просто. Да. Пошел ты!»
— Ты меня трахнул на камеру, а не я тебя! — повышаю голос, злобно сверкнув глазами, — И это ты на меня поспорил! Ты меня обманул!
— Да.
— И теперь смеешь…
— Да-да-да, все именно так, — холодно отбивает, — Мы разобрались? Если так, решай. Либо ты успокаиваешься и слушаешь, нормально отвечаешь, и мы приходим к конструктиву, либо тема закрыта.
— Второй вариант.
— Ты уверена?
— Абсолютно, — также холодно чеканю и снова смотрю в окно, потому что на него не хочу, — Я ничего не буду обсуждать на твоих условиях. Это не мой косяк, а твой, так что пошел ты.
— Амелия…
— Бла-бла-бла. Закрыли тему.
— Я…
— Я сказала — заткнись.
Тут он резко хватает меня за загривок, сдавливает пальцы на шее и насильно поворачивает мою голову на себя. Злится. Ему стоит больших усилий периодически отрывать от меня взгляд, которым он хочет убить, чтобы не врезаться во что-то и не убить еще и себя.
«А отпустить нельзя?! Хотя о чем это я?! НЕТ!»
Злюсь. Мне до омерзения надоело терпеть такое отношение, так что я хватаюсь за его запястье и вонзаю в него ногти, не щадя и не жалея. Правда вот Макс этого и не замечает вовсе, тихо, предостерегающе шепча..
— Не смей так со мной разговаривать.
— А ты не смей так меня хватать! — парирую, проникая под его кожу глубже, — Убери руки, Максимилиан Петр…
— Заткнись! — встряхивает, за что тут же получает по морде.