Цугцванг
Шрифт:
— И всё-таки отсюда ты не выйдешь, — стерев улыбку, добавил старший из братьев. — Выбирай местечко поуютнее.
— Я, я понял, хорошо, хорошо, — причитал старик, похоже, так и не придя в себя.
— Профессор, займись им, — скомандовал Массимо.
— Я не могу, я еле на ногах стою. Голова… Послушай, может, пойдём отсюда, на воздух. А? Пойдём отсю… — на полуслове профессор рухнул навзничь и забился в конвульсиях.
— Что с ним? Что ты ему вколол? Габино! — наперебой закричали братья.
— Может, побочный эффект? — застонал старик.
В этот момент Иффридж и Оливер
Иффридж, подстреливший двух других братьев, стоял в смятении, он целился в Массимо, но не решался стрелять, боясь попасть в немого. Ему почему-то не пришло в голову вступить в рукопашную борьбу, и Оливеру пришлось пойти на риск. Он убрал одну руку, чтобы как следует замахнуться и ударить Массимо, и поплатился за это.
Быстрая, натренированная кисть взметнулась, курок был спущен. За выстрелом последовал тяжелейший удар. Массимо рухнул, как сноп, а Оливер закричал из-за резкой боли в простреленном боку.
— Дай, я посмотрю, — кинулся к немому Иффридж.
— Не сейчас. Помоги профессору. Брата. Мне нужно найти брата.
Оливер, зашагал к крио-капсулам медленным, но твёрдым шагом, будто не замечая тёмно-красную струю, стекающую на бедро. Иффридж несколько мгновений смотрел ему вслед, надеясь уловить его мысли, пытаясь удостовериться, что он, действительно, способен это пережить, но в его голове был лишь хор, кричащий в унисон имя его младшего брата.
Лейкрикс так и не приходил в себя. Иффридж и Габино сделали всё, чтобы спасти профессора, но, похоже, сегодня был не его день. От удара, судя по всему, у него началось кровоизлияние, требовалась краниотомия, а Иффридж не делал операций уже сотню лет. К тому же в здешних условиях это было невозможно.
— Надо его заморозить, — предложил Габино.
— Не лучшая идея.
— А какие варианты? Так, по крайней мере, останется малюсенький шанс, что он выживет. Точнее, он наверняка выживет, но вот только продолжит ли жить — вопрос.
Как бы этого ни хотелось Иффриджу, но ситуация заставила его согласиться с Габино. Крионика — единственный шанс не дать умереть Лейкриксу прямо сейчас. Пока профессора готовили к долгому, но не совсем здоровому сну, Оливер обошёл несколько сотен капсул. В конце концов, поняв, что на поиски может уйти слишком много времени, он вернулся и стал яростно «выбивать» информацию из братьев. Иффриджу даже не пришлось переводить его мычание.
— Я клянусь, проклятый калека! Клянусь, не знаю я, где твой брат!
— Отпусти! Придурок! — вновь прозвучало в ответ на озверелое мычание Оливера.
— Прекрати! — вмешался Иффридж. — Ты же знаешь, что это правда.
— Однажды они уже нас обманули! — «возразил» немой.
— Эй! Немой, как тебя там? Когда твой брат пропал? —
— Почти три месяца назад, — ответил за него Иффридж.
— Тогда иди в соседний зал, здесь все «свежие», — сторожа передёрнуло от собственных слов. Он выдержал неприятную паузу и продолжил с дрожью в голосе: — Им всем не больше месяца.
— Откуда ты знаешь?
— Сторож — очень скучная профессия. Выходи, как мы шли, и поворачивай налево. Или соседний сектор, или следующий за ним. Прикидывай так: один день — два ряда.
Оливер с благодарностью посмотрел на Габино, а потом вновь, как ни в чём ни бывало, зашагал между рядами «спящих» тел. Иффридж с тоской провожал его взглядом. Ему было его безумно жаль. Никто вокруг его не любит, а он при этом продолжает безмерно любить.
Возможно, профессору Лекриксу сегодня и впрямь не повезло, но, в конце концов, судьба решила всё-таки ему дать шанс. Габино успешно провёл процедуру крионики, а Иффридж, вспомнив былые годы, написал на клочке бумаги краткий анамнез и закрепил его под стеклом, рядом с идентификационной панелью.
Затем они связали Паоло и Лео. Привели в чувства Массимо, а затем связали и его. В их головах стала мелькать мысль, что всё может обойтись. Никто больше не пострадает, и вскоре они отсюда уйдут. В тот момент, когда они готовы были поделиться друг с другом этими предположениями, где-то вдалеке, через стену, или, быть может, через две прозвучал безумный, пугающий рёв.
Иффридж бросился на звук. Пока он в страхе отсчитывал дни, которые «спящие» успели скоротать в этой усыпальнице, прозвучал ещё один разрывающий сердце крик. Ещё мгновение, и в проходе между очередными рядами мелькнула фигура немого, стоявшего на коленях перед одной из капсул. Он уткнулся лбом в холодный металл её корпуса и безудержно рыдал. Его тело дрожало от спазмов, корёживших его лицо, а из глаз ручьём текли слёзы.
— Что с тобой? — спросил Иффридж, сев рядом с ним и ласково положив свою руку ему на плечо.
Оливер ничего не ответил. Он едва заметно кивнул на соседнюю капсулу. Иффридж приподнялся и взглянул на панель: «Патриция Виорсо».
— Она жива? Так, а чего ты тогда… — хотел было спросить Иффридж, но осёкся.
Сложившиеся у него в голове фразы всё мгновенно прояснили: одна «Бранко Чако» — имя и фамилия его брата, написанная на капсуле, над которой рыдал Оливер. Другая, на залитом кровью немого листе бумаги, на которой крупным шрифтом было указано: «Пробуждать в реанимации. Большая потеря крови. Четыре пулевых ранения».
Глава 13. За гранью
Саша очнулся на уже знакомом матрасе, окружённый невидимой стеной. Голова у него раскалывалась, а челюсть болела так, что он с трудом мог ей шевелить. Аккуратно приподнявшись, Саша сел и осмотрелся по сторонам. Ничего не изменилось. Всё как было в тот самый день, когда они сюда прилетели.
— Может, этого и не было всего? Может, приснилось?
Не понимая, радоваться этой мысли, или страшится, землянин переключил своё внимание на присутствующих. Четверо спасшихся бунтарей мирно спали. Вокруг было разбросано шесть незанятых матрасов.