Цунами
Шрифт:
Соотечественник, сузив глаза, словно снял с Рада мерку.
— Не помню, — ответил он. — Напомните.
— Тоже друг Дрона, — обращаясь к своему спутнику и указывая теперь на Рада, с благостной улыбкой вставился в их диалог, разумеется, на английском, Тони. — Вот Дрон попросил меня прогуляться с Майклом по Пат-понгу, — перевел он следом взгляд на Рада. — Идем, смотрим — и вдруг вы!
— Друг Дрона? — продолжая снимать с Рада мерку, переспросил спутник Тони — снова по-русски. — Это о вас он, что ли, вчера
— Вероятней всего, — по-русски же отозвался Рад. — О вас, к сожалению, он мне не говорил.
— Не говорил — значит, не хотел, — отрубил соотечественник. Который, впрочем, уже обрел имя; по-русски оно наверняка звучало как «Михаил». — Но где же мы виделись?
Перспектива помучить «Михаила» неведением была соблазнительна, но окружающая обстановка к тому не располагала.
— В самолете мы виделись, — сказал Рад. — Вы сидели передо мной. А мое кресло, соответственно, было за вашим.
«Михаил» снял с Рада новую мерку. И по мере того, как снимал, презрительное выражение его лица прорастало снисходительной приязнью. Было похоже, снятая им новая мерка удовлетворила неким параметрам, являвшимся эталонными.
— Не пил, — произнес он, наставляя на Рада палец. — Не зашитый, но не пил.
— Какой проступок перед отеческими традициями! — Рад и хотел, и не смог удержать себя от иронии.
«Михаил» не обиделся. Наоборот, ирония Рада, кажется, пришлась ему по душе:
— А какой фортель! — в пандан Раду вскинулся он. — Какой фортель: не пил, а на Пат-понг — тут как тут!
— А на Пат-понг — тут как тут, — согласился Рад.
— Это уже хорошая аттестация, — резюмировал «Михаил». Он протянул Раду руку: — Вот как Тони назвал, так и зовите: Майкл. Я не против. Можно и «Майк». Даже лучше.
— А если «Миша»? — пожимая его руку, спросил Рад.
— Майк, — повторил «Михаил». — Или Майкл.
— Рад, — представился Рад. Майкл-Майк не отпустил его руки.
— Рад, рад, я тоже рад, — нетерпеливо проговорил Майкл-Майк. — Как к вам обращаться, если не тайна?
До Рада дошло: Майкл-Майк не сообразил, что «Рад» — это его имя. Ему стало смешно. Совершенно как в той знаменитой сценке: «А вас? — Авас. — Нет, вы мне скажите, как вас звать! — Авас!»
— А вот как Тони звал, так и обращайтесь, — стараясь не рассмеяться, сказал он. — Рад. Это мое имя.
— Рад? — переспросил Майкл-Майк. — Ничего себе. Ого имечко. Никогда не встречал.
— Радислав, — объяснил Рад. — Полная форма.
— Из поляков, что ли? — поинтересовался Майкл-Майк. — Это у них там вроде всякие «славы».
Рад отрицательно покачал головой.
— Не думаю. Во всяком случае, никаких семейных преданий насчет поляков не сохранилось. Просто старое славянское имя.
— Но в святцы, наверное, не входит? — В голосе Майкла-Майка была интонация — будто он хотел уличить Рада
— Скорее всего, нет.
— Вот видите, — сказал Майкл-Майк — словно ему все-таки удалось уличить Рада. Он повернулся в Тони, молча стоявшему рядом с застывшей улыбкой гостеприимства на лице. — Что, возьмем человека в компанию? — спросил он по-английски.
Вновь зазвучавшая английская речь привела завядшего было Тони в состояние экстаза.
— Рад! Вы согласны? В нашу компанию. Соглашайтесь!
Вопроса соглашаться или не соглашаться перед Радом не стояло. Даже и несмотря на то, что он бы предпочел компанию без того, кто ее предложил.
— Лучше быть в дурной компании, чем одному, — сказал он, вспомнив застрявшую в нем со школьной скамьи английскую поговорку — «Лучше быть одному, чем в дурной компании».
— О, Рад, о чем вы? — воскликнул Тони, смутившись, как если б компания и в самом деле была дурная.
Но Майкл-Майк оценил шутку.
— Это по-русски. Это я понимаю! — с удовольствием изрек он, подавая Раду руку в знак одобрения.
Раду пришлось пожать ему руку еще раз. Было ощущение, они скрепили этим рукопожатием некий негласный, но понятный обоим договор, приняв взаимное обязательство по его неукоснительному исполнению.
— Рад, мы с Майклом просто шатаемся. — Тень смущения на лице Тони перекроилась в плутоватую улыбку. Он словно бы оправдывался ею. — Куда поведут ноги.
— А они поведут нас, куда подскажут наши желания, — уточнил Майкл-Майк. — Главное, как утверждает классика советского кинематографа, чтобы наши желания совпадали с нашими возможностями.
— Что значит «советского»? — спросил Тони.
— Что за вопрос? — посмотрел на него Майкл-Майк. — «Советского» значит «советского». Какого еще?
— Это, Тони, была такая страна, Советский Союз, — сказал Рад. — До тысяча девятьсот девяносто первого года. Ну то же, что Россия. Не совсем Россия, но все же.
— А, Россия! — воскликнул Тони. — Да-да, помню. Еще говорили, «Советская Россия». А что произошло в девяносто первом, почему перестали называть советской?
Рад с Майклом-Майком невольно переглянулись.
— Вы что, Тони, в самом деле, что ли, не знаете? — вопросил Майкл-Майк.
Тони помедлил с ответом. По глазам его было видно — он честно пытается припомнить, что произошло в девяносто первом в далекой северной стране.
— Вы, Майкл, знаете, в каком году взошел на престол наш король? — задал он затем вместо ответа встречный вопрос.
— Ну откуда, — отозвался Майкл-Майк.
— Вот и я не знаю, что там у вас было в девяносто первом, — с победительной улыбкой заключил Тони.
— В девяносто первом году, Тони, у нас произошла революция, — сказал Рад. — И Советский Союз перестал существовать.