Цунами
Шрифт:
«Что тут ему ответить! – подумал Лесовский. – Спасибо за хорошие вести! Да, уж что тут хорошего… Да и не принято у нас».
Марш приостановлен в первой же деревне. Накамура сказал, что рис, сакэ, сласти посланы для адмирала. Еще куриные яйца, соленья, а в Миасима, где все остальные русские, отправлена Саэмоном но джо и Тсутсуем целая джонка с продовольствием.
– Нас Эгава все спрашивает, – рассказывал Путятин, сидя с Накамура Тамея: – «Почему вы так упражняете свои войска? Словно каждый день ждете начала сражения?» Я ему отвечаю: «Потому, что английский адмирал Стирлинг ищет нас. И французы тоже. Нападение на нас может быть совершено в любой миг. И только поэтому мы все время занимаемся военными упражнениями. А совсем не против вас».
Накамура Тамея, притихший и умиротворенный, кротко кивал
Путятин после чая ушел на берег. Накамура забрался в дом, отведенный для отдыха, разулся, достал трубку и закурил. Потом со злом бросил трубку в чугунную чашу и велел подать верхний халат.
– Что делает посол?
– Смотрите на море в трубу… – отвечал чиновник. – Так потихоньку слезы у него появляются… Немного…
– Я пойду к послу! – сказал Накамура.
Он взял трость и своей небрежной, торопливой походкой зашагал к берегу.
Глава 24
АДМИРАЛ СТИРЛИНГ
Английская морская пехота одевалась в ярко-красные мундиры и в высокие кивера. Род войск создан для войн, которые вели в колониях, выходя на берег с кораблей. Матросы не любили этих багрянопузых, которые хотя и помогали работать на корабле, переодеваясь в парусину и рабочие синие куртки во время авралов, но все же так и оставались в глазах экипажа бездельниками с франтовской одеждой в запасе, готовыми всегда к резне.
У большинства матросов, служивших на так называемой ост-индской эскадре, складывались с китайцами преотличные отношения. В Кантоне для английских моряков китайцы приготовляли шикарнейший напиток из местной просяной водки, крепкой, как спирт, с разными подмесями, от которых англичанин сразу добрел, забывал гордость и превосходство, а потом приходил в безумный восторг. Кантон особенно ценился английскими матросами и оставался мечтой каждого мореплавателя в нижнем чине. Там можно было спустить весь свой бесполезный на корабле заработок. Не у каждого была своя милая Дженни в Гонконге. Китаец всегда знал, чем угодить и как выкачать у матроса все до последнего пенни. Английские образованные купцы были рады, что так хорошо их командам в китайских портах. Сами купцы считали себя глубоко обиженными и обманутыми маньчжурскими властями, а также своими китайскими посредниками в торговле опиумом и считали, что самые большие выгоды от этой торговли извлекаются китайскими компрадорами и что китайцы жестоко эксплуатируют англичан. Английские коммерсанты, интересы которых парламент требовал отстаивать во всем мире, не могли тягаться на деле с китайскими торговцами.
Бриджерсу мало дела до всего этого. Но морскую пехоту он терпеть не мог. Эти красные мундиры все же недостойно действовали в Кантоне, оскорбляли знакомых.
У матросов и с китаянками вообще отношения прекрасные. Как каждый белокурый северянин, матрос падок на смуглую красоту, и тот, кто давно служил в этих морях, как Джон Бриджерс, ни за что не сменял бы свою тоненькую, изящную китаянку Дженни из глубины пропахнувших чесноком трущоб Гонконга на англичанку или немку с большими ногами и с еще большими, непосильными для матроса видами и претензиями на благосостояние.
Английский флот в этих морях нов и хорошо вооружен. В портах, открытых по мирному договору с китайцами после опиумной войны, стояли винтовые суда с дальнобойной артиллерией, и, когда надо, на берег высаживалась морская пехота. Известие о том, что красные мундиры самые храбрые и смелые, широко распространилось повсюду. Любопытно, достигло ли оно Японии?
Вот теперь отряды красных мундиров идут туда. Джон Бриджерс их терпеть не мог еще из ревности. Кто сказал, что они самые храбрые?! В этом можно уверять разномастных новичков на эскадре – часть из них католики-ласкары, [109] – но не такого смельчака, как Бриджерс.
109
Ласкары – матросы, уроженцы Индии.
На зимнюю охоту? На Камчатке, говорят, мороз даже сейчас, летом. Если Джона Бриджерса спросят, чем он доказал свою храбрость, то он не станет отвечать. На ост-индской и на китайской эскадрах это и так известно. На парад он надевает
Он служил у Чарльза Эллиота, стоял с ним рядом, видел сам, как этот великий моряк, разговаривая со шкипером китайского корабля, вынул из-за пояса пистолет и спокойно прострелил пирату голову.
Доблесть невелика! Так вы скажете? Но надо было видеть, как это спокойно сделано. Чарльз Эллиот натерпелся от китайцев и пробовал их уговаривать, всегда полагая, что англичане и китайцы лучшие друзья. А кончил тем, что основал Гонконг. Джон под его командованием стал смельчаком. Особенно когда охотились за китайскими значками; это что-то вроде вымпелов на их джонках правительственного флота.
«Ребята, добудем еще одну…» – так, бывало, говорили товарищи. И добывали. На каждом судне была своя коллекция таких трофеев. Это на реке Жемчужной.
В виду ее низких заиленных берегов, между мелей, лоцманам известны глубины. На островах китайские идеалисты захватили однажды громадный склад опиума и сожгли. Зрелище было эффектное. Джон сам видел. После этого наш Чарльз перестал посылать унижающие достоинство британца письма к китайскому уполномоченному, и началась стрельба. А потом явились красные мундиры, не понимающие еще ни красоты плоских пейзажей на Янцзы и Жемчужной, ни прелести китайских кварталов, ни всей высоты наслаждения смесью ханьшина черт знает с чем, доставку которой хорошие китайцы – друзья моряков, бомбардировавших их город, – не прекращали во время войны.
Джону никогда и в голову не приходило, есть ли у Дженни какое-либо собственное отношение к войне. Она китаянка, но она, конечно, на моей стороне. Она женщина!
Такова была печалившая Джона история красных мундиров, которую он вспоминал, стоя с ружьем на вахте, когда по трапам на корабли, стоящие на рейде напротив Шанхая на реке, подымалась морская пехота.
Шанхай кое-чем похож на Гонконг. Улица богатых домов с колоннадами и с тяжелыми каменными оградами подошла, как кажется с рейда, к самой реке.
Тут, в Шанхае, не бывало таких побоищ, как в Кантоне, но морскую пехоту привозили сюда, в опасных случаях она высаживалась и, поддерживая порядок, стояла лагерем в городе, а в последнее время селилась в особо отстроенных, укрепленных казармах. Это с тех пор, как у китайцев идет гражданская война и они между собой дерутся под самым городом Шанхаем.
Джон прохаживается с ружьем и зорко оглядывает проходящие лодки китайцев, чтобы какая не подошла к борту и не взорвалась вместе с пароходом. «Но зачем нас гонят на север? После Японии мы должны, говорят, идти к берегам Сибири. Япония, конечно, очень интересна. Но к тому времени, когда адмирал припугнет японцев, уже все будет уничтожено у берегов Сибири другой английской эскадрой, которой командует Прайс. Зачем же нам туда? Уничтожать то, что уже уничтожено? И что в Японии? Как там почувствует себя морская пехота?» В Гонконге, когда уходили оттуда, провожая Джона, милая Дженни дала понять, что она будет очень плакать, потому что ведь это очень страшно. Японцы не китайцы. Китай – великая держава, и китайцы – очень большой народ, и они ничего не боятся. Они мирны. А японцы живут среди моря, и каждый японец, как она слыхала от американских моряков, ходит с двумя саблями и может очень остро обрезать и не побояться красномундирников в прибрежной войне. «Вы объясните им, что красные мундиры всех побеждают, – просила Дженни, – а то они могут не понять!» «Сволочи эти американцы!» – думает Джон.
Дело в том, что трудно вести войну с Россией из Гонконга. Нужны другие порты. Где? Адмиралтейство требует от нервного и властного адмирала сэра Джеймса Стирлинга занятия порта в Японии на ее северном острове, куда открыт доступ кораблям всех морских держав, если точно следовать духу договора Перри. Но пока еще нет доступа английским кораблям.
Говорят, что можно занять удобную бухту на Татарском побережье. Для этого послать суда адмирала Стирлинга на поиски бухты. Повод для похода туда – война с Россией. Но Стирлинг полагает, что на суше подле русских поселений занятие бухты принесет больше хлопот, чем пользы. Бухту на материке между Россией и Кореей, можно занять, но лишь впоследствии. А начинать дело надо оттуда, где продовольствие и топливо в изобилии, есть услужливые рабочие руки и где база будет отделена морем от России, не имеющей сильного флота.