Curriculum vitae
Шрифт:
– Группа, ко мне! – коротко скомандовал Ежов своим бойцам, разошедшимся по медицинским палаткам к знакомым и малознакомым сестричкам. – Ну всё, гады, теперь не уйдёте! Достали вы меня!
– И меня тоже, – тяжко вздохнул Распутин, прикуривая сигарету дрожащими пальцами.
Вернулся Ежов сильно к вечеру. Тяжело бредущие разведчики несли с собой плащ-палатку с завернутым в какое-то одеяло телом.
– Кто ранен? Что случилось? – рванулся к импровизированным носилкам Распутин.
– У меня раненых нет. Трое двухсотых, – поморщился Лёха.
– А
– Трофей! – криво усмехнулся разведчик, – к сожалению, контуженный, но по-другому взять не получалось. Твоя задача, Айболит, довести тело до состояния, способного пережить допрос. Дальше уже неважно… Очень интересный образец, особенно обвеска. Такие винтари отсутствуют не только в войсках, их еще не все спецы получили. А боеприпас и прицел вообще только проходят испытания. Вот на эту тему хотелось бы поговорить по душам и узнать, в каком магазине такими причиндалами торгуют.
– Значит троих потерял? – автоматически спросил Григорий, открывая дверь кунга и удивляясь небывало высоким потерям в подразделении Ежова.
– Изумительно стреляет, стерва, – оскалился капитан, – навскидку на шорох, без промаха…
– Так это она? – удивился Распутин.
– Девка, – вздохнул Лёшка, – симпатичная – глаз не оторвать. Встретил бы в мирное время – точно приударил бы, а тут… Ладно, доктор, давай… Не буду тебе мешать, позови, когда в чувство её приведёшь…
Григорий острожно подошёл к кушетке, скользнул взглядом по наручникам, приковавшим к железу тонкие длинные женские кисти, развернул одеяло, откинул прядь золотистых волос, тяжело опутился на стул и надолго замер, упёршись взглядом в знакомые черты лица.
В голове было пусто, как в барабане, но руки знали своё дело. Остановить кровь, сочившуюся из носа, повернуть набок, чтобы случайно не захлебнулась собственными рвотными массами, приложить к голове лёд, ввести внутривенно нейрометаболический стимулятор. Через некоторое время веки задрожали и приоткрылись. Глаза пленной постепенно приобрели осмысленное выражение, оглядели окружающее пространство, опустились вниз, увидели наручники. Брови-стрелочки изломились домиком, и всё лицо приобрело по-детски плаксивое выражение. Распутин опустился на край кушетки и, глядя в окно, произнёс бесчувственным голосом:
– Ну здравствуй, Инга. Не знал, что ты так хорошо стреляешь…
Сестра Айвара уже взяла себя в руки, брови выпрямились, и она даже улыбнулась одними кончиками губ.
– Два серебра и одно золото по Европе…
– Понятно… А я даже не спросил у тебя в Риге, каким спортом ты занимаешься. Буду знать….
– И я тоже буду знать, Гриша, – акцент Инги звучал гораздо сильнее, чем раньше, – в кого я промахнулась сегодня утром. Поверь, это бывает очень редко. Видно, сильный у тебя ангел-хранитель.
– Зачем ты вообще стреляла по красному кресту?
– Приказ командования… Выбивать у русских врачей…
– Приказ этих бандитов?
– Ты про местных? – брезгливо поморщилась Инга, – у меня нет ничего общего с этими грязными дикарями. Я – офицер НАТО, как и Айвар.
– А Зиедонис?
– Большой человек, министр внутренних дел Латвии. Формирует группы добровольцев
– Да… Все при деле, – пробормотал Григорий. – Что ж, так по крайней мере честнее. Никакой фальши с гуманизмом, человеколюбием и коммунистическим интернационализмом…
– Гриша, – Инга судорожно сглотнула, – отпусти меня. Тебе никогда не придется жалеть и ты до конца жизни будешь обеспечен. Поверь, я умею быть благодарной… И мои друзья – тоже…
– Да конечно, отпущу, – в груди Григория начинал разгораться сатанинский огонь, – но только после того, как ты ответишь на вопросы моего друга, который дожидается снаружи…
– Гриша, – Инга смотрела укоризненно, как учительница на нерадивого школьника, – я всё равно ему ничего не скажу.
– Ты убила трех его друзей, – выпалил Распутин, – и только поэтому твоя просьба невыполнима. Я знаю, как умеет спрашивать командир, поэтому твоё “не скажу” – ненужная глупость и бравада. Твой героизм и твою упёртость не поймут здесь и не оценят там…
– Нет, Гриша, это ты не понимаешь, – в голосе Инги начали появляться стальные нотки, – бремя цивилизованного человека иногда требует жертв…
– Это ты сама придумала или тебе кто-то подсказал?
– Мой босс, кстати, потомственный немецкий дворянин…
– Твой потомственный дворянин – такой же потомственный расист. А ты – дура! – не дослушал Григорий и одним движением распахнул двери кунга. – Командир, можешь забирать!
– Слышь, Айболит, – Лёха схватил Распутина за руку, выдернул из кунга и зашипел ему в ухо, – нет у меня времени и возможности никуда её забирать. Нужно срочно выяснить текущее местоположение их базы, основное и запасное место встречи, и немедленно выходить в рейд! Срочно, Гриша, пока они не чухнули сами и никто их не предупредил! Пока мы у тебя в гостях, есть шанс, что крыса в нашем штабе не знает об уничтожении их группы и захвате снайпера. Значит есть шанс взять их тёпленькими! Ты представляешь, что это такое – НАТОвская оперативная диверсионная группа на нашей территории!
В глазах Лёхи горела страсть охотника, почуявшего крупного зверя в шаговой доступности.
– Что ты от меня-то хочешь? – освободил кисть руки Григорий из железной хватки Ежова.
– Ты сейчас, как дежурный врач, тут за главного. Убери своих на полчаса. Допросить я ее должен прямо здесь, никуда не перемещая и никому не показывая! И сразу выдвигаться, без всяких докладов и рапортов!
– Ты с ума сошёл! Знаю я твои допросы!
– 15 минут… даже меньше!
– Тут половина медперсонала – вольнонаемные. Как я им объясню?
– Сложная операция без наркоза!
– Ты идиот?
– Значит так, Айболит! – глаза Лёхи стали злыми, а голос – неприятно лязгающим, – я потерял трех своих лучших парней, чтобы взять эту сучку живой, и неизвестно, сколько еще потеряю, бегая по горам без руля и ветрил. А ты пока напиши письма их семьям и объясни, что их смерть оказалась напрасной, зато осталась в целости и сохранности твоя тонкая душевная организация…
Шестисекундное бодание взглядами закончилось тем, что Распутин опустил глаза и буркнул: