Curriculum vitae
Шрифт:
Следом такое же объяснение было дано прибывшим пожарникам. Последней, как и полагается по рангу, на место прибыла муниципальная полиция и даже, ой-ля-ля, жандармы.
– Ого, они б еще сюда авиаподдержку вызвали, – присвистнул удивленно капрал.
– Месье медик? – поинтересовался у легионера командир патруля с отличительными знаками адъютанта-шефа жандармерии.
– Оксан, инструктор полевой медицины Жорж Буше, к вашим услугам, месье, – церемонно поклонился капрал.
– Ну, то что вы – буше [9] – это заметно. Однако Вам придется поехать с нами, пройти освидетельствование на алкоголь, наркотики и подождать,
9
Французская фамилия Буше пошла от слова “мясник”.
– Не придётся, – прозвучал от входной двери уверенный баритон.
Все невольно обернулись. Владелец властного голоса, мужчина средних лет, в рубашке с галстуком, пуловере и клубном пиджаке, занял весь дверной проем и с любопытством разглядывал легионера. Жесткие, посеребренные сединой, хорошо уложенные волосы почти не закрывали высокий лоб, а очки с невидимо-тонкой дужкой и волевой подбородок под немного выступающей нижней губой и прямым носом, вкупе с трехдневной небритостью, создавали впечатление погруженного в свою работу профессора и строго полицейского одновременно. Хотя, если гладко выбрить щеки и надвинуть на глаза фуражку с высокой тульей, получился бы готовый образец “настоящего арийца, преданного лично фюреру и беспощадного к врагам Рейха”.
– Моя племянница, которую этот солдат спас от верной смерти, и я лично – благодарим гостя за неожиданную и столь своевременную помощь и хотели бы хоть как-то компенсировать его хлопоты…
Произнося это, незнакомец не торопясь подошел к столику, небрежным движением кисти отодвинул в сторону жандарма и протянул руку капралу.
– Петер Дальберг к Вашим услугам, месье Буше. Благодарю за такое оригинальное спасение моей племянницы и приглашаю в любое удобное для Вас время посетить наш родовой замок Фризенхаузен. Если не против, можем отправиться туда немедленно. Завтра Новый год и я знаю, что русские крайне уважительно относятся к этому празднику. Отметим наступление последнего года тысячелетия вместе, если у вас не запланировано более интересное времяпровождение на новогоднюю ночь.
– Простите, а как Вы поняли что я – русский?
– О, Ваш бесподобный акцент слышен, даже когда Вы молчите!
– Ну, если господа жандармы не возражают… – пожал плечами Буше.
– Они не возражают, – улыбнулся Дальберг, увлекая за собой легионера.
После трех лет службы в Джибути и Боснии, вместо положенного отпуска, он ехал в родовой замок немецкого аристократа. Жизнь французского капрала Жоржа Буше, выпускника военно-медицинской Академии Григория Распутина и лейтенанта МОНС Георгия Новых, делала в его судьбе ещё один неожиданный, загадочный поворот.
Глава 14. Фризенхаузен
– Артём Аркадьевич, вас так долго не было, что случилось?
– Отдыхал, Гриша… И сейчас – тоже… Имею право…
– Так вы ко мне не по службе?
– Ну, кто к кому, это спорный вопрос. Да ты присаживайся, Гриша, в ногах правды нет, разговор будет обстоятельный… Посидим, выпьем по шоту “Тюламор”… Полюбуемся дикой природой…
Распутин присел на шезлонг, потрогал удивительно прохладную, будто подмороженную ткань, с удовольствием опустился в мягкое ложе и вытянул ноги. В венах головы вместо крови пульсировала боль, и
– Простите, Артём Аркадьевич, пить не буду, вчера хватило…
– Что, Гриша, головка бо-бо? – ехидно осведомился генерал.
– Не то слово!
– Не надо было мешать “Божоли” и “Курвуазье”! Дорвался до бесплатного… Смотри! То ли ещё будет….
– Умеете вы утешить…
– И не планировал! С чего это мне утешать предателя?
– А кого я предал?
– Известно кого – меня, себя, Ежова, Отечество своё предал…
– Как? Когда?
– Когда продался иезуитам…
– Я никому не продавался, товарищ генерал!
– А вчера, во время попойки, что ты писал?
– Это мы поспорили с Дальбергом насчет моих способностей, и я ему на память почти весь календарь за 1917 год по дням расписал… Дошли до весны, и Петер сказал, что достаточно, он признаёт свой проигрыш…
– На самом деле проиграл ты, Гриша! Теперь у иезуитов есть актуальный образец твоего почерка, и расписку о продаже тобой души и Родины сварганить сможет каждый подмастерье…
– Да какой Петер иезуит?.. Смешно даже…
– Смешно тебе, Гриша? – голос Миронова звучал в голове, как раскаты грома. – Посмотрим, кто будет смеяться последним…
Небо над головой Григория стало серым, неизвестно откуда налетевшие тучи сомкнулись в каменный закопченный свод подземелья, лианы превратились в цепи, мартышки – в искалеченных узников, испускавших пронзительные крики отчаяния и стоны боли. Свод опускался всё ниже. Дышать становилось всё труднее. Григорий попробовал вскочить, но ноги и руки оказались прикованными к металлическому каркасу, а сам шезлонг трансформировался в пыточной стол инквизиторов….
– Артём Аркадьевич! Я всё исправлю! Не надо!
– Как, Гриша? Как ты всё исправишь?
– Я откажусь!
– А тебе пока ничего не предлагали! Может уже и не будут. Просто поставят перед фактом…
– Тогда убью Дальберга!
– И сделаешь только хуже! Нет, товарищ курсант, отказываться надо было ещё в Страсбурге или даже раньше, а сейчас придётся играть!
– Как играть?!! Чем?
– Чёрными, Гриша! Пока только чёрными! Другого варианта ещё долго не представится… И кстати – у тебя цугцванг!
– А почему у меня на доске только одна пешка?
– Это ты, Гриша.
– И куда мне ходить?
– Пока ты пешка, ходить придется только вперед! Всё. Время вышло!..
Уши заложило от раскатов грома, глаза заволокло розовым. Распутин проснулся, единым махом сбросив с себя липкий и тяжелый похмельный сон. Прислушался. В голове темно и пасмурно, во рту муторно. По окнам спальни хлестали голые ветки сирени. Завывающий ветер пел в терцию с похмельным синдромом заунывную песню про бренность земного существования.
“Однако ж, как шумно годик начинается!” – пришла в голову первая попавшаяся мысль. Всё тело свело судорогой и потащило в туалет, благо, вход в него находился по правую руку от кровати. До смерти напугав своим рычанием фарфоро-фаянсовое изделие, Распутин, наконец, смог выпрямиться, узрел стаканчик с зубной щёткой, выкинул из посуды всё лишнее, наполнил до краёв холодной водой из крана и с наслаждением осушил, захлёбываясь и задыхаясь. Подтянулся на руках, с силой перевел себя в вертикальное положение, взглянул в зеркало и снова рыбкой нырнул к унитазу…