Цвет боли: белый
Шрифт:
Обсудить проблему «было или не было» основательнее помешал виновник ее возникновения. Ларс заглянул в комнату:
— Эй, соня, ты на занятия собираешься? Одиннадцатый час.
Бритт попыталась сделать то, что советовала мне, небрежно махнув ручкой Ларсу:
— Привет, Ларс!
Тот усмехнулся:
— Уже виделись. Идите завтракать, кофе остывает.
Глядя на закрывшуюся дверь, Бритт прошептала:
— Линн, мне кажется, что‑то было…
Подруга даже не представляла, как мне хотелось, чтобы она оказалась
Я быстро откопала в сумке смену белья, рубашку, джинсы и полотенце и юркнула в ванную. Принимая душ, пыталась понять, как себя вести, но поняла только одно: нужно немедленно повесить занавеску для душа, иначе придется то и дело мыть пол в ванной, а если вспомнить, как принимает душ Бритт, то и вовсе делать ремонт в нашей бывшей квартире этажом ниже. Просто принимать ванну в шедевре на гнутых ножках это одно, а утренний душ совсем другое. Лично я вообще предпочла бы душевую кабину и попросторнее, но такой возможности квартира фру Сканссон не предоставляла.
Ладно, переживем…
Не привыкшая спросонья вести светские беседы Бритт явно была рада окончанию моих водных процедур и понеслась в ванную, словно тоже куда‑то опаздывала. Хотела бы я знать, что она наговорила Ларсу, подозрительно быстро подруга метнулась мимо меня. Неужели выясняла то самое «было — не было»? С нее станется.
А еще хотелось выяснить, где спал сам Ларс. Точно не со мной, но и не с Бритт, а третьего спального места у нас просто не имелось.
— В машине.
Я с изумлением уставилась на Ларса. Вроде не произнесла ни звука?
— Я спал в машине. Ты же об этом подумала?
Он подошел вплотную, привычно поднял мое лицо за подбородок, глянул в глаза.
— Линн, чего ты боишься?
— Не знаю.
Я действительно не знала, но не того, чего боюсь, а как объяснить Ларсу, что боюсь его измены, предательства, боюсь откликнуться и утонуть в его серых глазах окончательно, снова поплыть по течению, а потом быть брошенной. А еще боюсь практически любых прикосновений, кажется, будто каждое из них ведет к насилию.
Возможно, это все отразилось на моем лице или мелькнуло во взгляде, потому что он вздохнул:
— Ты же знаешь, что я не сделаю тебе больно. Разве только с твоего согласия…
Я с трудом сдержалась, чтобы не крикнуть, что на Лондон согласия никогда не давала!
Видно, губы, сдержавшие крик, все же дрогнули, он понял, мягко возразил невысказанному:
— В Лондон я летаю по делам. И в Лондон, а не в Оксфорд.
Удалось пожать плечами:
— Я у тебя никогда отчета не требовала, это твое дело.
— Вот это и плохо. Тебе все равно, где я и с кем?
— Нет.
— Уже лучше. Душой только с тобой, дорогая. А бренное тело вынуждено иногда отсутствовать, дела…
Бритт обязательно сказала бы, что это объяснение в любви, но я предпочитала так не думать, вернее, очень хотела бы думать именно так,
— Линн, ты словно захлопнула створки раковины и боишься приоткрыть. Лучше свернуться калачиком внутри и плакать в одиночестве?
Я понимала, что он прав, но сейчас мысль зациклилась на другом: как же вкусно от него пахнет! Что за туалетная вода у Ларса?
Ему, видно, тоже надоело вести душеспасительную беседу, просто притянул меня ближе и… Сопротивляться его рукам я не умела никогда, а уж губам и того меньше. Как, скажите, можно противиться, если твоих губ касаются самые красивые губы в мире, и не просто касаются, а захватывают в плен, подчиняют и увлекают с собой в такие дали, что голова кружится? Я противиться не могу, да и не хочу.
Поцелуй получился…
Господи, сколько же времени мы целовались, если из ванной показалась и прошла в свою комнату Бритт? Скосив на подругу глаза, я поняла, что она всего лишь умылась, значит, поцелуй не был безумно долгим. А жаль… Я предпочла бы задохнуться окончательно… Ларсу пришлось бы делать мне искусственное дыхание рот в рот… М‑м‑м… заманчивая мысль.
— Бритт, иди сюда, кофе остынет окончательно, — позвал Ларс, протягивая мне одну из чашек, которые уже держал в руках. Как он быстро переходит от одного состояния к другому, я так не умею, мои губы все еще пребывали в чувственном плену, прогонять это ощущение горячим кофе было грешно.
Подруга появилась в двери своей комнаты, с любопытством и тревогой оглядывая нас. Я стояла столбом, просто не зная, что делать. Конечно, хотелось продолжения хотя бы поцелуев, но богоподобный Ларс непостижим, он уже вел непринужденную беседу с Бритт, пытаясь выяснить: отсутствие мебели в нашей квартире это японский минимализм и мы принципиально обходимся циновками, которые он ошибочно принял за коврик у двери, или все же мебель нужно купить?
— Сегодня привезут, мы заказали по Интернету.
— Уже легче. Как вам удалось убедить фру Сканссон вывезти отсюда все?
Я уже немного пришла в себя и, отхлебнув кофе, ехидненько поинтересовалась:
— Почему ты решил, что фру Сканссон не спала на циновках?
— Потому что у подобных дам в квартирах обычно доисторические буфеты и залежи семейных альбомов со старыми снимками. Нет?
— Да‑а… — согласилась со вздохом Бритт.
— Натаскались? Тебе же нельзя.
— Я осторожно, — я старательно не замечала тревогу во взгляде Ларса, думая о том, что он ничего не говорит о собственных планах. Конечно, у Ларса Юханссона есть замок на острове, несколько квартир в Стокгольме и Лукас не захлопнет перед ним дверь, но что‑то не похоже, чтобы он намеревался забыть дорогу в это скромное жилище. Удрала называется! Никакой СоФо не спасет меня от власти его пронзительных глаз и красиво очерченных губ.