Цвет крови – серый
Шрифт:
«Прогони жабу – и тогда сможешь избавиться от этой гадкой штуковины», – вспомнил я совет маленькой девочки, с которой встретился на тонкой грани, отделяющей сон от реальности.
Взгляд метнулся к руке и наткнулся на обломок стрелы, по-прежнему стиснутый в кулаке. Я разжал побелевшие от напряжения пальцы и к своему немалому удивлению увидел, как орудие убийства, избавившее от мучений умирающего всадника, упало к моим ногам.
– От жабы не избавился, но от «штуковины» благополучно отделался, – задумчиво пробормотал я, переводя взгляд на поле сражения.
И вновь мне пришлось
Сделав осторожный шаг вперед, я чуть было не пропорол ступню об острый обломок. При таком раскладе перемещаться с места на место можно было только по воздуху или в стальных ботфортах. Но так как я был все-таки человеком, а не птицей, к тому же не собирался обрекать себя на ношение громоздкой экипировки тяжеловооруженных рыцарей, оставалось только одно – попытаться договориться, а точнее, как-то поладить с проклятой стрелой.
Я наклонился, взяв в руку первый попавшийся обломок. Мир по-прежнему остался бесцветно-серым, но ковер из миллиардов сломанных стрел исчез. Чем бы или кем бы ни являлась эта загадочная вещь, насквозь пропитанная ядом неведомой древней магии, судя по всему, мне не удастся избавиться от нее. По крайней мере, пока я не прогоню тень мерзкой жабы со стальными глазами – отвратительной твари, сдавившей измученное страданием сердце безжалостными тисками. Печально вздохнув, я положил обломок стрелы в колчан, решив разобраться с этой проблемой позже, и зашагал к нагромождению трупов – страшной бесформенной массе, которая совсем недавно жила и дышала, будучи отрядом людей, отданных под мое начало. Воинами, не по своей воле пришедшими на поле битвы, чтобы бесславно пасть на чужбине под сводом равнодушно-серого неба.
Я шел совершенно открыто, ни от кого не таясь, потому что поле боя подобно землетрясению: только что это было смертельно опасное место, а проходит несколько минут, и все резко меняется. Опасности больше нет, а гигантская волна из сплава боли и насилия перемещается дальше, оставляя после себя лишь бесплодную вымершую пустыню, в которой чувствуют себя вольготно только пожиратели падали.
Лавина тяжеловооруженных конников, вспоровших острием своего клина слабый заслон из нескольких сотен легких лучников, обрушилась на имуров, но, встретив хорошо организованный отпор, не стала упорствовать, а отступила, понеся незначительные потери.
Но скажите на милость, что значат несколько десятков жизней на поле брани, когда каждая из противоборствующих сторон насчитывает около сотни тысяч бойцов? Абсолютно ничего.
Рыцари настолько торопились достичь боевых порядков имуров, что даже не стали отвлекаться на жалкую кучку несчастных гоблинов, ощетинившихся заслоном из пик чуть в стороне от направления главного удара. Именно это и спасло гвардию Мгхама.
Впрочем, сейчас мне было не до гоблинов. Остановившись в полусотне шагов от страшного места, где на пропитанной кровью земле лежала пятая часть племени Сави, не в силах идти дальше, я застыл ледяной
– Смерть – это не зло, а скорее избавление.
Повернув голову в сторону звука, я увидел Мгхама, стоящего неподалеку.
Вождь гоблинов выглядел отрешенно спокойным, но кто знает, чего ему это стоило.
– Думаешь, меня это может утешить?
Казалось, слова срываются с губ помимо воли хозяина, так как мое сознание по-прежнему пребывало во власти гулкой, словно упругая поверхность натянутого барабана, пустоты.
– Я пришел не для того, чтобы утешать. Под твоим началом была тысяча лучников, из которых если кто и уцелел, то единицы, а я в общей сложности потерял около трех когорт. Это как минимум вдвое больше.
– Трусы пали, а настоящие храбрецы выжили. Еще несколько таких битв – и раса гоблинов в корне изменится.
Если бы на его месте был кто-нибудь другой, то, пожалуй, короткий удар боевого копья быстро и эффективно смыл бы кровью оскорбление. Но этот странный гоблин был не такой, как все, поэтому, учитывая состояние собеседника, он нашел в себе силы сдержаться.
– Я пришел, чтобы ответить на вопрос, заданный тобой перед битвой.
– Ты уже ответил на него.
– Да, но, судя по твоему виду, ты так и не понял, что я имел в виду.
– Разве сейчас это столь важно?
– Думаю, что да.
Я равнодушно-вежливо пожал плечами, всем своим видом давая понять, что из уважения к союзнику готов выслушать все, что он скажет.
– Странно, но в отличие от всех остальных люди в подавляющем большинстве не знают, что именно от них произошли все существующие расы, как светлые, так и темные...
– И что с того? – Мне не хотелось ни думать, ни тем более говорить, потому что где-то вдалеке опять начали бить колокола, что опять могло перенести меня из этого страшного, пропахшего кровью и смертью места на луг, где, смешно поджав под себя ноги, сидела маленькая девочка, с которой интересно говорить на любые темы.
Но Мгхам заслуживал того, чтобы в ответ на его откровенность собеседник хотя бы элементарно поддержал разговор.
– Что с того? – удивленно переспросил он и сразу же ответил: – Ничего. Совсем ничего. Только когда люди с отвращением смотрят на гоблинов, орков, дроу и других представителей темных рас, им следует помнить, что они видят самих себя, только в искривленном зеркале времени.
– Всем известно, что дроу, темные эльфы, произошли от обычных эльфов. – Гул колоколов стал нарастать, поэтому в моем ответе промелькнули нотки нетерпения, неправильно истолкованные предводителем гоблинов.
– Но сами эльфы тоже когда-то были людьми. Человечество – это колыбель всех рас, ствол, на котором выросли побеги и ответвления остальных народов.
Окружающий пейзаж начал расплываться перед глазами, и я понял, что прямо сейчас упаду в глубокий колодец, на дне которого нет ни войны, ни боли потерь, ни горечи утрат, ни прочих невыносимо печальных вещей.
– Гоблины никогда не были людьми, – заплетающимся языком пробормотал я, чувствуя, как начинаю проваливаться в спасительное темное чрево тоннеля-колодца.