Цвет крови – серый
Шрифт:
Глава 11
Мир изменился.
Это не подлежало сомнению и не требовало доказательств. Бессмысленно оспаривать то, что очевидно буквально всем.
Фаса все так же сидела в тронном зале среди непередаваемой роскоши огромного замка, своды которого терялись в необъятных далях, а шпили пронзали миллиарды миров и вселенных.
Она была задумчива и печальна, потому что со временем большинство чувств отмирают, оставляя после себя лишь тихий налет мягкой грусти. И в тот самый миг, когда бог перестает что-либо чувствовать, он исчезает в темной реке мироздания, на дне которой, словно драгоценные жемчужины, мерцают неясные отблески призрачных
Она потеряла файта. Его убили смертные, хотя, казалось бы, в принципе не могли этого сделать. Но ее мятежный сын раскачал маятник мироздания, сдвинув эту реальность с устойчивого фундамента – и мир изменился. Невозможное стало возможным, а ее самый верный и преданный друг, тот, кто любил ее искренне и беззаветно, так, как можно любить только один раз за всю вечность погиб.
Это начиналось так.
Пылкий и самоотверженный паж, до потери сознания влюбленный в свою королеву. Что может быть банальнее и глупее этой, в общем-то, ничем не примечательной истории? Ничего. Даже уставшие от скуки небеса не проявили ровным счетом никакого интереса к мальчику, бросившему вызов богам, потому что сочли – из этого юношеского порыва ничего не выйдет. И просчитались. Жестоко. Он не стал плести интриги и заговоры, потому что считал это ниже своего достоинства. Настоящий романтик до мозга костей, он вошел в тронный зал с первым ударом гонга, возвещавшего начало великого бала.
Тогда, вечность назад, молодые властители Хаоса еще находили забавным держать при себе двор, чья пестрая суета являлась приятным разнообразием среди бесконечной череды монотонных будней.
Двери распахнулись, и на пороге возникла странная человеческая фигура, передвигающаяся на трех конечностях. Третьей был осколок ледяного кристалла, сросшийся с рукой. На бедре зияла страшная рана, из которой по ноге медленно стекали капли тяжелой темно-бордовой крови. Ему было трудно идти, поэтому он опирался на ледяной костыль, являвшийся не чем иным, как обломком «темного айсберга» – одной из неразрешимых загадок Хаоса, чья природа необъяснима в той же мере, как неизвестно то, где начало этого мира.
Никто никогда не смел нарушить покой огромной глыбы, медленно дрейфующей на самой границе сферы Хаоса. Считалось, что даже крохотный осколок айсберга может наделить смельчака невиданной силой, но лишь на ничтожно короткое время. Откуда взялись эти слухи, доподлинно неизвестно, но то, что ни у кого и никогда не хватало мужества проверить их на собственном опыте, – бесспорный факт.
Гонг ударил во второй раз, однако никто из присутствующих в зале не обратил внимания на этот призывный звон, возвещающий о начале первого танца. Всем уже было не до бала. Публика расступилась в стороны, уступая дорогу истекающему кровью безумцу, который с обреченной решимостью медленно ковылял к подножию королевского трона, где восседали Алт и Фаса – лорды Хаоса, бессмертные боги, попирающие ногами мир и открыто, без всякого страха смотрящие в глаза самой Вечности.
Паж шел, напрягая последние силы, и было очевидно, что каждый шаг дается ему с огромным трудом. Этот отчаянный вызов, при всей его неразумности, по крайней мере, заслуживал уважения, так как был продиктован возвышенным чувством. Но блестящий Терьсен – избалованный красавец, привыкший быть центром внимания высшего общества, – не понял, что бывают случаи, когда лучше промолчать.
– Какое нелепое зрелище, – негромко, но достаточно внятно произнес он, при этом с картинной небрежностью поднеся кружевной платок (дар очередной пассии) ко
Он был прекрасным дуэлянтом и, несмотря на показную вальяжность, обладал феноменальной реакцией. Однако против осколка «темного айсберга» все эти качества были бессильны.
Даже не обернувшись к источнику звука, как будто речь шла о докучливой мухе, жужжащей над ухом, паж только слегка повел рукой – и с конца ледяного костыля сорвалась капля.
Словно пчела, устремившаяся к цветку, она в считаные мгновения преодолела расстояние до жертвы и расплылась влажным пятном на крахмально-белой поверхности кружевного платка.
– Какая гадость! – Красивое лицо скривилось в брезгливой гримасе, а рука отбросила прочь оскверненный платок.
Презент пылкой возлюбленной пролетел несколько метров и упал под ноги пажа, который, не останавливаясь и не обращая внимания на это оскорбление, прошествовал дальше. При этом с набухшей от крови штанины сорвалась еще одна капля, но на этот раз – темно-бордовая, которая тоже упала на смятый платок.
Кровь расплылась на увлажненном материале бутоном нежно-розового цветка и...
Терьсен умер.
Но прежде его безупречно красивое белое лицо потемнело, пойдя мелкими трещинами, как будто состояло из высохшей глины, а затем, развалившись на части, осыпалось мелкой пылью к ногам. Некогда блестящий светский лев, покоритель сердец и любимец света, лишился головы из-за одного неосторожно сказанного слова.
В дальнейшем его кончина обрела некий мистический ореол, и при дворе сложилось мнение, что он погиб «под колесами любви», безжалостно раздавленный силой, для которой не существует преград и препятствий. Но все это будет потом, а прямо сейчас взоры присутствующих были прикованы к пажу, теряющему остатки сил вместе с вытекающей кровью, которая оставляла уродливый темный шлейф на кристально чистом полу.
Он пришел сюда, чтобы бросить вызов богам. Но не для того, чтобы победить их. Даже если бы не было этой ужасной раны, а темная мощь ледяного кристалла, сросшегося с рукой, была несоизмеримо больше, у него все равно не было ни единого шанса. И с самого начала он знал об этом. Но не мог жить без любви и не мог умереть в роли жалкого воздыхателя, не способного ни на что другое, кроме как бесславно уйти из жизни по собственной воле.
Поэтому влюбленный выбрал этот путь – войдя в историю Хаоса, как первый и единственный, кто смог прикоснуться к «темному айсбергу», унеся с собой частицу неведомой силы. Как ему удалось совершить этот подвиг, осталось загадкой. Из тех, кто впоследствии пробовал сделать нечто подобное, не выжил никто.
Наверное, этот мальчик являлся избранником Вечности, которая и помогла ему совершить невозможное, потому что такая любовь может быть только один раз.
Он подошел к подножию трона и обратился к Алту.
– Я вызываю тебя, – негромко сказал смертный, обращаясь к всемогущему лорду Хаоса.
И, быть может, впервые в истории мира бог не нашелся, что ответить.
Из этой изначально патовой ситуации не было выхода. Алт не мог отказаться, так как была затронута честь их семьи. Но он не мог и принять вызов, потому что считал ниже собственного достоинства убивать слабого противника, который к тому же страстно желал быть поверженным. В конце-то концов, бог – не марионетка, исполняющая прихоти смертных, а вершитель их судеб. Если бы дерзкие слова этого юноши не были подкреплены наличием осколка «темного айсберга», могущественный правитель Хаоса просто высмеял бы его и, оттрепав за уши, выгнал вон как плохого шута, но паж совершил невозможное – а значит, заслуживал уважения.