Цвет мести – алый
Шрифт:
Его компанией был брат Севка, да и то редко. Потом еще коллеги по работе, включая и женщин. Так вот, у них не было ничего похожего. Никаких тайных страстей, давних влюбленностей и воздыханий, постепенно перерастающих в игру. Может, и неромантично все было у них, но зато по-мужски и честно. И женщины-коллеги тоже жили по их мужским законам, законам чести. И им это даже нравилось.
Ишь ты, влюблен он был, давно и безнадежно! И, значит, когда Рита выходила замуж за него – Горелова, этот самый Игоша уже тогда ее любил? И мечтал о чем-то таком? О чем-то тайном и пакостном наверняка. Права была бывшая теща, хоть и стерва она,
– Итак, этот самый Игоша… Игорь, я полагаю? Фамилия?
– Мельников.
– Итак, этот самый Игорь Мельников, перестав любить Маргариту Горелову, явился на вечеринку с новой пассией. Я ничего не перепутал?
– Нет, – послушно подтвердила Ниночка. – Но, думаю, любить он ее не перестал. Просто решил забыться, и все. Они прямо с работы приехали. Я звонила им перед этим… на работу.
Она теперь сидела в кресле, выпрямив узкую спину и сложив ладони на коленях, словно на экзамене отвечала.
– Вы где, у двери встретились? У подъезда? У остановки?
– Какая остановка, если мы все на машинах?
– Ах, ну да, о чем это я! – скривился Горелов, забыв, что все эти ребятки выходцы если не из золотой, то уж из серебряной молодежи – точно.
Кто-то у кого-то когда-то из родителей какой-то чин да занимал. Маргарита им всем в происхождении немного уступала, но амбиций и ей хватало.
– Итак, вы подъехали на машине?
– Да, на машине. Одновременно со мной подкатила машина Игоря. Мы все вместе…
– Втроем? – уточнил Горелов.
– Да, втроем, мы все вместе вошли в подъезд, потом в квартиру.
– Кто вам отпер дверь?
– Она была открыта. То есть не заперта.
– Это не показалось вам странным?
– Странным? С какой стати? – изумленно поморгала Ниночка. – Стаська, когда мы собирались, никогда дверь не запирала. Особенно если еще не все собрались.
– Пишем… – Горелов как чумовой застрочил в блокноте. – Входная дверь была открыта, то есть не заперта на замок. Дальше?
– Мы вошли – никого. Покричали, позвали – тишина. В кухне на столе следы пиршества – и пусто. Потом Игорь сказал, что, кажется, в спальне у Стаськи ночник горит. Мы туда рванули, а там… – Ниночка тяжело задышала и снова расплакалась. – Там такой ужас!!! Игоша так страшно закричал!!! Его девица даже ему по физиономии надавала. Она поняла как-то сразу, что он из-за Риты так убивается.
– Какая понятливая! – скрипнул зубами Горелов, тут же представив, как треплет Мельников в своих жадных руках голое тело его мертвой жены, пусть и бывшей.
– Она и вызвала милицию и «Скорую». Она вообще очень стойкая девица. Лариса ее зовут.
– Понятно… А где были еще двое? – встрепенулся он вдруг. – Вас же шестеро вроде всегда было?
– Валек сразу отказался от встречи, он в отъезде. Это мне и Стаська говорила, и Игоша, уже позже.
– А шестой? Шестой кто?
– Шестой?
Ниночка как-то странно растерялась вдруг, опала напружиненной спиной на спинку кресла, поводила глазами туда-сюда, будто искала что-то на полках шкафа, где сгрудилась дорогая посуда из голубого стекла. Резким рывком вытолкнула себя из кресла, подошла к шкафу, достала с полки за матовой дверцей фотографию, ткнула куда-то в угол пальчиком и проговорила:
– А шестой у нас был Лесик!
– О господи! Кто такой этот Лесик-песик, Ниночка? Фамилия у него есть?!
– Есть.
– Возможно.
Горелов спрятал взгляд. Обсуждать с Ниночкой подробности Риткиных утех, тем более с женщиной, он не желал – ни под каким видом. А что касается распоровшихся швов на одежде, то это совсем не улика, если разобраться. Стаська была громадной, сильной, могла в порыве страсти не то что платье…
Стоп! Не надо думать об этом, потому что этого не было и быть не могло в принципе.
– И три стакана было на столе, три! Значит… Значит, Лесик был там! Был, а потом уехал. Я вспомнила, он ведь всегда раньше всех приезжал на наши вечеринки. Очень не любил опаздывать. И тогда, на дачу… А это ведь он Холодова пригласил, да! Точно, Игорь еще сказал ему – мол, откуда у тебя такие знакомства? А Лесик что-то буркнул в ответ неудобоваримое… Господи, неужели это он?! Вот… – она вдруг шагнула к дивану и швырнула фотографию, которую прижимала к животу, ему на колени. – Там он, в верхнем левом углу. Вы не можете его не знать. Он человек заметный.
Горелов перевернул фотографию, запечатлевшую летний отдых непутевой компании где-то на берегу реки. Тут же нашел на переднем плане Риту – красивую, яркую, голоногую, сильно загоревшую. Ну а в верхнем левом углу на снимке стоял, подбоченившись, в цветастых трусах тот самый Лесик, которого Горелов должен был знать – и узнать, поскольку тот был очень заметной фигурой.
Он узнал Лесика. Не сразу, но узнал. Он никогда этого Лесика в одних трусах не видел. Вот и уточнил у Ниночки на всякий случай, потому что сперва усомнился. А уточнив, сразу засобирался. Время поджимало, надо было поторопиться. Требовалось застать этого веселого удачливого мужика врасплох. И забросать его вопросами. И один из главных вопросов просто спрыгивал у Горелова с языка, пока он гнал машину через город.
А с какой такой стати в окружении этого заметного в городе человека – Захарова Алексея Сергеевича – одна за другой вдруг начали погибать женщины? Страшно начали погибать, невероятно страшно и, главное, необъяснимо…
Глава 5
Маша встала столбом у двойных железных дверей с кодовым замком и неуверенно потыкала пальцем в цифры.
Господи, этого раньше не было. Раньше дверь и не дверь была как будто, а обрешетка странная, вечно мотающаяся на ржавых петлях и скрипевшая от малейшего сквозняка. А теперь так все добротно, железно, с кодовым замком и ступеньки выметены. И подъезд совсем не походил на тот, который она несколько лет тому назад покинула. Все побелено там, где и должно быть, и покрашено там, где и следовало покрасить. На широких отремонтированных подоконниках – цветы, заслонки мусоропровода плотно закрыты, и вонью оттуда не несет.