Цвет небес
Шрифт:
— Мы в это не верили. По крайней мере, я. Мы дружили несмотря ни на что, и если бы ты остался с нами, то не влип бы в неприятности, и тебе не пришлось бы… — Я осеклась.
— Не пришлось бы что? Уезжать из города? — Он уставился в ночь. — Мне требовалось побыть одному, вот и всё. Уехать от отца, который получал какое-то извращенное наслаждение, пытаясь выбить из меня все дерьмо. — Мэтт замолчал. — Я просто не мог оставаться частью той компании, в какую мы превратились.
— Но присоединился к другой — компании Дуга и его идиота-дружка. Я даже не
Мэтт покачал головой, глядя перед собой невыразительным взглядом.
— Они оба были придурками. Я всегда так думал.
— Так почему дружил с ними, а не с нами?
Боже, я говорю как жалкая отвергнутая любовница. Как будто Мэтт изменил мне и бросил. Но я не была его любовницей. Между нами никогда не возникало ничего подобного.
Но что между нами вообще было? Такое невозможно описать словами. До сих пор.
Я прикрыла лоб рукой и закрыла глаза:
— Прости меня, Мэтт. Веду себя как дура. Неважно, что случилось тогда. Это было сто лет назад.
— Ты ошибаешься. Это важно. Именно поэтому я и приехал: сказать тебе, что вел себя как придурок, и причина крылась не в вас, а во мне. Я ненавидел свою жизнь, своего отца, и просто хотел вырваться оттуда. Проблема была в том, что вы вынуждали меня хотеть остаться в этом городе, который высасывал из меня жизнь.
Горечь в его голосе была почти осязаемой.
— Не знала, что всё было настолько плохо.
— Это всего лишь опрометчивый порыв. На самом деле, не настолько. Я был просто молодым и глупым. Мог бы и учиться лучше, если бы постарался. И с отцом обращаться иначе, но я только и делал, что бросал ему вызовы, тем самым только ещё больше провоцируя его, и потому вынужден был уехать. Я всегда был озлоблен. — Он потянулся ко мне и взял за руку, чем удивил меня. — Но мне не следовало уезжать не попрощавшись. Нужно было поддерживать связь. Не то чтобы я не думал о тебе. Думал. Постоянно.
— И я думала о тебе.
Мимо промчалась машина. Рев её двигателя заглушил стрекот сверчков, а затем красные габаритные огни скрылись за поворотом, и вновь воцарилась тишина.
— Иногда, — продолжил Мэтт, глядя на наши сомкнутые ладони, — мне снились сны о тебе, и они казались настолько реальными, что я был готов, проснувшись, увидеть тебя рядом. Дни напролет я не мог выбросить мысли о тебе из головы.
У меня закружилась голова, словно волна подняла нас и вновь швырнула в бездну.
Он скучал по мне. Я ему снилась.
И он жалеет, что уехал.
Поразительно, как два настолько простых слова — «прости меня» — излечивают такую сильную боль от чего-то столь незначительного. Мы же говорили о том, что происходило в школьные дни, когда в половине случаев никто даже не ведал, что творит.
Не то чтобы сейчас я знала, что делаю. По правде говоря, в двадцать один год я сомневалась в себе даже больше, чем в школьные годы, потому что была вынуждена выбирать путь, по которому буду следовать до конца жизни. Когда-то я чувствовала, что передо мной открыт весь мир, и есть сотни путей, которые
А позже все мои чувства превратились в одно — напряженность. Давление с целью выбрать один путь — самый очевидный, — встать на него и жить с ним всю жизнь.
Я сжала руку Мэтта.
— Хорошо. Имеет значение лишь то, что ты вернулся, чтобы сказать мне об этом. Я рада, что ты так поступил.
— Как и я.
Рука, крепко держащая мою, была сильной и теплой. Она напомнила мне о вечерах на берегу, когда мы были детьми.
— Так что происходит сейчас? — неуверенно спросила я, проглотив начавший формироваться в горле ком. — Ты нашел меня, и мы расставили точки над i. Теперь ты вернешься в Чикаго?
Я не хотела, чтобы он ответил утвердительно. Хотела, чтобы он остался здесь.
Мэтт перевернул мою руку и погладил ладошку подушечкой большого пальца. От этого в горле снова вырос упрямый ком.
— Наверное, — ответил он. — Теперь, когда я увидел тебя и извинился, я могу поставить галочку напротив этого пункта в списке своих раскаяний и двинуться дальше.
— Надеюсь, список не слишком длинный. — Я пыталась говорить непринужденным голосом, хотя на самом деле чувствовала себя далеко не беззаботно.
— Он становится все короче, — ответил Мэтт. — Я уже разобрался с некоторыми пунктами, например, с отцом. Мы поговорили, и наши отношения улучшились. Но то, что случилось между нами, то, как я уехал, не попрощавшись… Это нужно было исправить.
Я даже на миг не могла отрицать, что мне было приятно, что Мэтт считает меня важной частью своей жизни. В эту секунду казалось, что больше ничего вокруг не существует.
Мы ещё долго сидели в умиротворяющей ночной тишине.
— Мне следует отвезти тебя назад. — Мэтт потянулся за ключами и завел двигатель. — Не хочу, чтобы из-за меня у тебя начались неприятности.
Он улыбнулся мне, но его глаза остались грустными.
Через несколько минут Мэтт высадил меня у двери.
— И это всё? — спросила я, ещё не желая выходить из машины. — До твоего отъезда мы больше не увидимся?
Он смущенно заерзал.
— Наверное, нет.
Мне было невыносимо думать, что он приехал лишь затем, чтобы извиниться, и мы больше никогда не увидимся.
— Ты уверен? Если ты до конца недели будешь здесь, мы можем провести время вместе. Я могу доехать до Бостона на автобусе. Можем где-нибудь пересечься.
Он смотрел сквозь лобовое стекло.
— Не думаю, что это хорошая идея.
— Из-за Питера? — быстро спросила я.
В его глазах появилось странное и непонятное выражение. Хотелось бы мне разгадать его.
— Да.
— Он не станет возражать, — заверила Мэтта я. — Я скажу ему, что ты в городе. Он поймет.
— Дело не только в этом. — Мэтт разжал пальцы и снова вцепился в руль.
— Так а в чем? Ты должен встретиться с кем-то ещё?
— Нет, — ответил он. — Я просто не хочу усложнять твою жизнь.