Цвет сверхдержавы - красный. Трилогия
Шрифт:
– Слушаю вас, товарищ...
– Иевлев Виталий Михайлович, – представился тот. – Работаю по проекту ядерного ракетного двигателя.
– Да, да, помню, ваш вопрос будем сейчас обсуждать, – сказал Хрущёв.
– Да, я как раз по этому вопросу, – сказал Иевлев. – Мы с 1953 года работаем над концепцией ядерного ракетного двигателя. (В реальной истории с 1955 г)
– Да, да, помню, конечно, – сказал Хрущёв. – Так как ваши дела с ядерным двигателем, Виталий Михалыч?
– У нас готов проект реактора, Никита Сергеич, – ответил Иевлев. – Сейчас начали изготовление деталей реактора и двигателя. Переданные Мстиславом Всеволодовичем
– Ясно, Виталий Михалыч, – ответил Хрущёв. – А насчёт газофазного реактора вы не прикидывали?
– Предварительные расчеты и компоновки проводили, Никита Сергеич, но для работы по двум направлениям сразу пока мало людей и денег, – ответил Иевлев.
– Деньги дадим. Людей подбирайте. Через Игоря Васильевича держите связь, если что, он меня предупредит, я подключусь, – сказал Хрущёв. – Газофазный реактор – вещь перспективная, но сложная, чем раньше начнём, тем дальше продвинемся.
– Спасибо, Никита Сергеич, – ответил Иевлев. – Я, собственно, вот что хотел сказать. Если наша работа будет продолжена, будет должное финансирование и поддержка со стороны ЦК и Совета Министров, я сделаю двигатель, который отвезёт наших космонавтов на Марс. Тем более – на Луну. Сейчас главное – не останавливать работы, вести их планомерно. Тогда всё получится.
– А вот если наша марсианская экспедиция обнаружит на Марсе что-то, ради чего стоит основывать там постоянную базу, тут уже можно будет подумать об «Орионе».
– Но для начала нам надо сделать модульный носитель на кислороде и водороде, грузоподъёмностью тонн на 30, чтобы иметь возможность выводить на орбиту крупногабаритные блоки орбитальных станций, – продолжил Иевлев. – Я несколько залезаю в область компетенции Главного Конструктора, но, раз уж его тут нет, позволю себе чуть продолжить.
– Ещё нам понадобится аэрокосмическая транспортная система, так сказать – воздушно-космический самолёт, чтобы эти орбитальные станции обслуживать, доставлять на них космонавтов и расходные материалы. Такой самолёт будет многоразовым, в отличие от нынешних ракет-носителей, а значит, стоимость вывода на орбиту килограмма груза можно будет ощутимо снизить.
– А построив орбитальную станцию, – заключил Иевлев, – мы затем можем пристыковать к ней топливные баки и разгонный блок с ядерным двигателем, и превратить её в тяжёлый межпланетный корабль для полёта к Луне или Марсу.
Смелость предложения Иевлева Хрущёву понравилась.
– Спасибо, очень интересное предложение. Впечатлили, Виталий Михалыч. Мощно.
– В этом варианте, Никита Сергеич, мне нравится то, что результаты каждого этапа по отдельности могут быть полезны для обороны или
– Смело, – произнёс, Хрущёв. – Очень смело. Построить долговременную орбитальную станцию, по сути дела – завод в космосе, попутно создав тяжелый носитель и межпланетный корабль…
– Ну, не тяжёлый, скорее, средний носитель, – поправил Иевлев. – Тяжёлый – это тонн на сто и больше, такой нам сейчас не потянуть.
– Да-а… – Хрущёва все никак не отпускало. – Этот вопрос я с Главным конструктором буду обсуждать. И вас, товарищи, приглашу, – обещал он Курчатову и Иевлеву.
– Какие у нас ещё там перспективные направления наметились? – спросил Хрущёв у Курчатова.
– Реактор-ускоритель, Никита Сергеич, – напомнил Курчатов. – Очень интересная и перспективная разработка, а главное – реализуемая уже на данном этапе.
– Нужно лишь построить ускоритель элементарных частиц, синхрофазотрон. Его всё равно будем строить, скорее всего – в Дубне, в новом Объединённом институте ядерных исследований. (В реальной истории там и построили, в 1957 году) К нему надо пристроить реактор, в котором поток протонов из ускорителя будет облучать тепловыделяющий элемент из тория.
– Опять торий? Я смотрю, всё в него упирается, – удивился Хрущёв.
– Не обязательно торий. Но начинать проще с него. А вообще такой реактор может перерабатывать ядерные отходы, – пояснил Курчатов. – Там есть одна загвоздка: ускоритель элементарных частиц сам потребляет для разгона протонов очень много электричества. Но выход энергии из такого реактора тем не менее, заметно превышает энергозатраты. А главное – такой реактор работает, только пока идёт облучение протонным потоком. Стоит опустить рубильник – и реакция прекращается. Никакой самоподдерживающейся реакции, после выключения реактора охлаждать его надо не несколько месяцев, а гораздо меньше.
– Так это же замечательно! – вставил Хрущёв. – Гораздо безопаснее уранового реактора.
– Да, – согласился Курчатов. – При этом такой реактор может работать как бридер, нарабатывая оружейный плутоний. Радиоактивных отходов при такой реакции также образуется значительно меньше.
– Ещё лучше! – заулыбался Никита Сергеевич.
– Кроме того, есть информация, что положительный энергетический выход в таком реакторе можно получать, облучая нерадиоактивные элементы, например, свинец или ртуть. – сказал Курчатов. – Энергии протонного потока хватает, чтобы их атомные ядра делились с образованием большого количества высокоэнергетических нейтронов. Но это надо подтвердить экспериментом.
– Очень интересно, Игорь Васильевич, – поблагодарил Хрущёв. – Кто в Дубне может заняться этой темой?
– Владимир Иосифович Векслер, полагаю, – ответил Курчатов. – Он будет строить ускоритель, ему и карты в руки.
– Никита Сергеевич, – сказал Доллежаль. – У нас ещё вот какая проблема – как воздух нужна дистанционно управляемая техника, позволяющая работать в зонах высокой радиоактивности. Не только для ликвидации аварий, но и для проведения регламентных работ. Я знаю, что сейчас активно развивается электроника и телевидение. Это как раз то, что нужно для создания такой техники.