Цветик-2 . Обычные судьбы
Шрифт:
– Когда это было? Ты ещё сиську сосала. А потом я совсем хорошим стал, да и труселя мои, в огурцы тебя сильно впечатлили.
Посадив по привычке жену на колени, Ванька стал целовать свою кругленькую конопушечку.
– Мам, пап, - ворвалась к ним дочка, - ну, как всегда, только дети из комнаты - у них обжиманки начинаются. Как в поговорке - "кот из дома-мыши в пляс".
– Наташ, чё они у нас так быстро выросли, не знаешь? Вот, были мелкие, мое слово было закон,
– Я вас тоже люблю, но вы как дети... хотя так интереснее, а то вон у Родькиных, скучные такие предки, аж зубы сводит, то ли дело вы - искрит и паленым пахнет постоянно от вашего общения.
Авер же испытал жуткие муки ревности, над которыми потом долго прикалывалась Алька.
Зоя Петровна ушла на покой, оставив Алюню единоличной хозяйкой самого приличного в городе кафе.
– Мне хватит процентов, а каждый день заниматься проблемами и нервничать,- я уже не молодая, а тебе и карты в руки. У тебя трое деток - вон, Настюшка заневестилась, там Филечка подрастет, Мишук задумает жениться... Работай, ты девочка цепкая, жизнью битая, а я по старой памяти буду навещать, подсказывать, если что, приглядывать.
Авер подъехал к кафе немного раньше условленного срока, минут на десять - собрались они с Алюней доскочить до Чусового, на оптовый склад. Зарулив во двор, заглушил мотор, отстегнул ремень и замер... В углу двора какой-то мужик, закрывая телом обзор, зажимал его... Алюню!! То, что это, она не вызвало сомнения - Алька на работе всегда бегала по улице в своей давнишней и горячо любимой, подаренной лет двадцать назад Славиными, куртке.
У Авера потемнело в глазах, он судорожно открыл дверцу и вывалился из машины, рванувшись к нагло целующейся парочке.
– Саш, ты уже приехал? Я сейчас!
– раздался родной голос за спиной.
– Две минутки подожди!
Все ещё разъяренный Авер резко обернулся - его любимая жена выглядывала из двери котельной.
– Саш, что?
– тут же взволнованно спросила жена, увидев его лицо, - что случилось?
Авер шумно выдохнул:
– Я было подумал... там, - он кивнул в сторону угла, - там ты непотребством при живом и как бы любимом муже занимаешься. Уфф, аж в глазах потемнело.
– Вика! Я тебя уже предупреждала? После работы - сколько угодно общайтесь, но, похоже, бесполезно, будем расставаться. И зачем ты мою куртку одела?
– Да я, Альбин Михална, на минутку только, Вовка вот заехал, я хотела быстро, а он вот соскучился, простите, пожалуйста, я больше так не буду.
Алька вздохнула:
– Не так давно был вроде Коля? Вечером приеду, разберемся. Молодой человек, уходите.
Мимо прошмыгнул смазливый мужик.
– Все, надоело! Только чуть посимпатичнее обезьяны кто появляется, девица про все забывает.
– Аль, куртка твоя, рост тоже такой же, что я ещё мог подумать?
– Подумать мог, что твоя жена кроме одного, ревнивого, как оказалось, мужчины с любимым шрамом на левой щеке, может ещё кого-то хотя бы рассмотреть? Ай-яй-яй, товарищ майор, какого вы мнения о жене.
– Жену люблю сильно, вот и испугался - вдруг ей чего-то стало не хватать?
– Стареете вы с Чертовым, мысли чудные стали появляться.
Саша оглянулся и тоже, облапив Альку, полез целоваться.
– Авер, я только что замечание работнице делала, - смеялась Алька.
– А пока никто не видит!
– заулыбался Авер.
Тонков усиленно старался хоть немного понравиться бывшей, но она с неизменным равнодушием, ехидством и скепсисом воспринимала все его попытки приблизиться к ней. Не помогало и Сонькино горячее обожание папашки, а на его ласковое обращение "Алиночка" -она взорвалась...
– Тонков, - иначе она его и не называла, - зачем тебе все эти политесы? Мы оба прекрасно понимаем, что сосуществуем рядом только из-за Соньки, ни ты во мне, ни я в тебе-нужды не испытываем. Хочешь, чтобы дочь была рядом - прекрати эти ритуальные танцы вокруг меня, они кроме раздражения ничего не вызывают, будь добр, называй меня полным именем.
И с удивлением увидела, как никогда не лезущий за словом в карман Тонков как-то сдулся, сник, кивнул ей и со вздохом сказал:
– Прости, я надеялся... хотел бы вернуть дочери мое отчество и фамилию... хоть я твоему Науму и благодарен, но очень корябает в душе осознание своего рас... здяйства, прости!
– он сгорбившись ушел из кухни.
– Надо же, неужели у этой бездушной сволочуги какие-то чувства появились, кроме как телок иметь?
– ну не верила ему Алина, былое предательство не забывалось.
Новый год встретили дома, почти по-семейному. Сонька была в восторге: сама выбирала елку, сама накупила ворох игрушек, мишуры, гирлянд. Сама, прыгая как маленький ребенок, наряжала ёлку и украшала комнату, прикупили с папкой фейерверков и петард, - у ребенка горели глаза в предвкушении. Тонков, покупая все, не препятствовал, ведь ребенок впервые в жизни встречал Новый год с настоящей елкой, а он сам в семейном, ну почти семейном, кругу.
Алина наготовила салатов, испекла свой фирменный торт, потушила мясо, Тонков и Сонька накупили фруктов, сладостей.
Небольшой стол поставили неподалеку от елочки, Тонков ухитрился незаметно положить подарочки для девочек, Сонька приготовила каждому родителю по собственноручно сделанному снеговичку, Алина же купила им по брелочку с лошадкой - символом года. Деньги от Тонкова брала только на продукты, тот бесился про себя, но вслух ничего не говорил, боясь, что тогда-то она точно уйдёт с дочкой и останется он опять, как пушкинская старуха, 'у разбитого корыта'.