Цветик
Шрифт:
Но тут дед Мороз очень удивил Альку:
– И ёще у меня есть персональный подарок для нашей Алюни, Альбиночки!
– он полез в мешок и вытащил два пакета.
– Я знаю, что она ничего не просила для себя у меня, но за её доброе сердце и отзывчивость, мы все поздравляем её от всей души с Новым годом! Эти подарочки примерь сразу! Разворачивай!
– Мы так не договаривались!
– стушевалсь Алька.
– Ну вот, разболтала всю интригу, несерьезная какая!
– вздохнул Дед Мороз.
– Разворачивай!
– пристали Петька с Гешкой. В пакете была коробка
– Ребята, - потрясенно сказал Алька, - ребята, у меня нет слов!
– И на кой нам твои слова, носи не стаптывай!
– тут же выдал Петька.
– А второй пакет смотри, может, тоже чё нужное?
– всунулся Гешка.
Во втором была шикарная, под цвет Алькиных глаз, вязаная кофточка...
– Да, дед Мороз, у тебя подарочки для меня великолепные! Ребята, Валь, спасибо, я вас так люблю!!
– Мы тебя тоже, периодами, когда не ругаешься и не портишь нам кровь!!
– Петя разве смолчит.
И тут вступил Драган:
– Мой, наш Сербский дидо Морз, сьюда не дойдет, я сам сечас малкие сувенири, за Нови годину!
Всем достались смешные фигурки женщин и мужчин в национальных костюмах, симпатичные, но в огромных башмаках. "Сувенири" вызвали дружный смех и бурю восторга у малышни.
Дед мороз снял бороду и костюм:
– Дайте пожрать, а? Пока до вас дошел, пол улицы к себе в наглую затаскивали - детишек их поздравить, выпить - пожалуйста, а пожрать ни фига, ну, а как не поздравить мелюзгу было.
– Колюха? Во ты нас провел, теперь понятно чего Алька мутила. Ешь да погнали в клуб, там ща дым коромыслом.
Веселье в клубе шло по нарастающей. Все дурачились, танцевали, водили хоровод вокруг елочки, распевая бессмертную песенку всех времен и народов "В лесу родилась елочка". Часа в четыре к Альке подошла глубоко беременная жена Валерика - Лизавета, в силу своего интересного положения почти не танцевавшая и с тоской смотревшая, как народ веселится.
– Аля, можно с тобой поговорить?
– Да, конечно. Вышли в фойе, где никого не было, все кучковались в зрительном зале. И Лизавета поплакалась на мужа: на последних двух месяцах беременности резко изменился, стал раздраженным, постоянно злился, ныл, что ему нужен секс, а она жмется.
– Аля, я бы и не против, но Раиса Михайловна сказала, что тогда ребенка не доношу!
– всхлипывала Лизавета.
– А с неделю назад застала его на Ружговой. Аль, он вас всех всегда слушал, поговорите с ним, а?
– С кем?
– переспросила Алька, - такого быть не может!
– Не может, да вот, я сама выкидывала её шмотки на улицу...
И тут, в подтверждение слов Лизаветы, с улицы
– Всё ноешь?
– с разгону начал Валерик, - жалуешься? Нет бы мужа ублажать!
– Лиза, иди присядь в зале, а мы немного пообщаемся.
Та кивнула и ушла, едва сдерживая слезы.
– А ты брысь отсюда, с тобой никто разговаривать не собирается, мозги твои все в передок ушли!
– Альку несло, было противно видеть своего нормального, вроде бы, одноклашку в обнимку со всехней давалкой.
– Подумаешь, сама-то далеко от меня ушла?
– Куда я ушла, тебе там точно не быть, - отрезала Алька, - иди, пока на пиночину не нарвалась.
Васька Бутузов в свое время поднаучил Альку давать сдачи, и пиночины у неё лихо получались, Ружгова когда-то на себе уже испытывала, наваляли в десятом классе ей девчонки за любимую учительницу, а Алька поставила завершающую точку - пинком.
– Ты женился по любви? Ребенок родится твой?
– Ещё бы, конечно, мой!
– А то, что ей нервничать нельзя, не слыхал?
– А чё? Пусть не нервничает!
– принявший на грудь, Валерик чувствовал себя героем.
– Я, может, оголодал на почве секса, слышь, а может ты меня ублажать начнешь, а чё? Ты у нас мать-одиночка, нагулявшая короеда, а я старый друг, почему нет?
Опешившая Алька дикими глазами смотрела на него: полупьяный, весь какой-то расхристанный, с масляным взглядом... и это её обожаемый одноклашка? Она передернулась от отвращения.
– Чё, Алечка, не нравится правда? Если хочешь знать, ты в моих глазах такая же проститутка, как и Ружгова. Не зря же по поселку слухи гуляют, что ты всем нашим втихую...
– он заткнулся от движения Алькиного кулака. (Спасибо Ваське! Учил крепко: - Аль, никогда не замахивайся, бей резко кулаком, и в живот, вот сюда - дыхалку точно перехватит.) Вот и попала она ему под дых.
– Я ТЕБЯ НЕ ЗНАЮ БОЛЬШЕ!
– выделяя каждое слово сказала Алька.
– Ты для меня не существуешь!
– И для меня!
– добавил стоящий неподалеку и не замеченный Алькой Бабур.
– Слышь, гнида, я тебя бить не буду, жену твою жалко, но и руки тебе никогда не подам!
Алька нашла в себе силы зайти в зал, сказать Валюхе с Драганом, что устала и пойдет домой, поулыбалась ребятам и выскочила на улицу.
Не было слез, не было злости, какая-то страшная опустошенность в душе...
"Может, они, её искренне любимые и составляющие большую часть дорогих людей, одноклашки, тоже так думают, как этот..."
– Алька!
– её догнал Бутузов, - Алька!
– взглянув в её застывшее лицо, взял её за плечи и начал трясти как грушу: - Не смей думать так про всех! Ты наша жизнь, мы тебя искренне любим и стараемся хоть как-то да помочь тебе. За все время, что мы с армии пришли, хоть раз тебя подвели?
– Вась, не тряси меня!
– А ты не будь дурой! Нашла, кому верить! Мы как-то после его женитьбы мало общаться с ним стали, у него интерес к бутылке явно выраженный проявился. А кто пьет, сама знаешь... бить его не буду, но и для меня его теперь нет, я такое не забываю!!