Цветной шатер

Власов-Окский Николай Степанович

2 октября 1925 г.

Фаустово

Голубая дорога

Голубая дорога. Огонек в шалаше. Отчего вдруг тревога Завелась на душе? Иль грядущее плоше? Иль минувшего жаль? Среброгривая лошадь Мчится в синюю даль. Отбивают копыта Светлый след на траве. Май далекий, отжитый Вижу я в синеве. Не о том-ли тревога Завелась на душе? Голубая дорога. Огонек

в, шалаше.

15 октября 1925 г.

Касимов.

Тридцать-осьмой

Колотится тридцать — осьмой, И листья главы моей рядятся в иней. Холодные, хмурые дали в лицо мое дышат зимой, И май удаляется синий. Прошли, отзвенев, тридцать-семь. Назад посмотрел я: одни там потери. Хотя синева там струилась. Теперь-же суровая темь Ползет по-змеиному в двери — И если-б не Муза, тогда Мне было-бы горьче, печальней, грустнее. Мелькают, бегут вперегонки чредой безпокойнои года, А жить год от года труднее.

17 декабря 1925 г.

Москва

* * *

Угас румяный день, и сумерки, синея, Ложатся на поля. Вздыхает тишина. Ущербная луна в межоблачной аллее Вдовеюще — грустна. От озера ползет вечерняя прохлада. И катится во мгле напев идущих жниц. С блеянием бежит в село овечье стадо Под выкрики встречающих девиц. Отраду льет мне в грудь прохлада полевая. Так сладко отдохнуть мне от дневных трудов! И льются из души, природе отвечая, Потоки безыскусственных стихов.

17 декабря 1925 г.

Москва

* * *

Луна в лазори рассыпала Кошель шелестящей листвы. И мне вдруг счастие выпало Душой зачерпнуть синевы. Простор, пришельца чарующий, Ни кем не заказанный путь. Я рад душою тоскующей В тиши голубой отдохнуть. Забыл толпу я шумливую, Исторг из души города. Вверху засветилась счастливая, Зовущая в дали, звезда.

5 января 1926 г.

Москва

Над свежей могилой

Как случаен и как он не долог — Нашей жизни взывчивый путь! Вздремнул ты, а вьюга свой полог На твою настилает грудь. Сколько было меж нами юных, Полных веры! Где — же они? Звучать не будут их струны, Призывать золотые дни. Вот давно-ли был с нами кудрявый, Синеглазый сельский поэт! Луга, поляны, дубравы, Он был ваш. И его уже нет. Вьюга злая свинцовый свой полог Наложила ему на грудь. Как странен и как недолог Нашей жизни туманный путь!

6 января 1926 г.

Москва

Во ржи

Один в полях. Пора полночная. Таинственная тишина. И плещется струя молочная Из голубого кувшина. Во ржи извилистой тропинкою Иду

бездумно, не спеша. И с каждой травкой, колосинкою Перекликается душа. И все ей мило, все ей дорого. Пред ней весь мир — в цветении ржи. Она не знает злого ворога, Не ведает вражды и лжи. Пройдет душа свое урочное И разольется вмиг она, Как эта ласковость молочная Из голубого кувшина.

28 января 1926 г.

Москва

Полевой полон

Опять в лицо мое пахнула Полей апрельская духмань. И сердце вновь на гулы гулом Звучит и строит терема. Нет, как ни звонок модный город, Ему поэта не пленить. Я лишь в полях душою молод И песней расцветаю в них. Что значат эти косогоры Для близоруких горожан? А мне ласкает слух и взоры Горбатый этот океан. Пускай других пленят витрины, Капризно зависть шевеля. А предо мной, как на смотрины, Оделись рощи и поля. Там все, куда ни глянешь, чье-то, А здесь и солнце и ручьи, И аржаная позолота, И даже я меж них — ни чьи! А красоте и воле знаю Давно я цену! Потому Я ни на что их не сменяю, Средь них и смерть свою приму.

17 апреля 1926 г.

Рязань

Помин

Я хочу умереть в полях Средь цветущей ржи. Одинокий дубок — монах Отпоет мою жизнь. На горе, над родным селом, Грустной медью храм Прочитает отходный псалом Моим песенным дням. Когда ночь, хмуря смоль бровей, Припадет к земле, Над усопшим певцом соловей Зарыдает во мгле.

18 апреля 1926 г.

Рязань

Сумятица

В поле пошла сумятица: Стадо белых быков Бьется. И месяц прячется В вершу ловцов-облаков. Еду — пути заказаны. Еду, долю кляня. Ветер — зимы приказный — Злобно рычит на меня. Карие кони бесятся: Плюет в глаза пурга. Кажет из верши месяц. Белым быкам рога. Злись-же, зима-проказница! Скоро сдохнешь, зима. Месяц не даром дразнится: Май нам сулит терема.

20 апреля 1926 г.

Москва

Тишина

Май будоражит мне кровь. Грезятся рощи и пажить. Кину постылый свой кров, В поле пущусь я бродяжить. — Здравствуй, напольная Русь! Ныне ты прежняя-ль, та-ли? Ропот-ли гулкий иль грусть Вьюги тебе нашептали? — В поле стоит тишина. Рощи примолкли сторожко. И из-за тучек луна Смотрит лукавою кошкой.