Цветные открытки
Шрифт:
— А вам пошла бы звериная шкура, — вдруг негромко, произнес Дорофеев, поворачиваясь к Полине.
— У меня такой первобытный вид?
— Естественный. Впрочем, именно поэтому вам, очевидно, идет все. Вот и это голубое платье со «стрелкой». Изумительная брошка. Старинная?
— О, господи! Что же делать? — вдруг закричала Любочка. — Смотрите, снег пошел! Я люблю, когда снег! Все белое, а небо в полоску.
— Это еще бабушкина брошка, потом была мамина. Золотая, а жемчуг натуральный.
— А вам нельзя носить дешевые подделки. — Дорофеев смотрел Полине прямо в глаза. — Подобное притягивается подобным…
Полина, быстро взглянув
Когда Майя Андреевна позвала пить чай, Евгений рядом с Полиной не сел, ушел на другой конец стола к Поликарпову. Место возле Полины занял Дорофеев. Чай пили с «наполеоном», Майя жаловалась: вчера весь день убила на коржи, то есть это теперь уже позавчера и вообще в прошлом году. Поликарпов заявил, что каждый последующий год всегда короче предыдущего.
— Вы лучше посмотрите, какие конфеты. Вкуснятина! Вот, жалуемся: того в магазинах нет, сего… А войди в любой дом — стол ломится! — перебила его Любочка.
Потом заговорили о том, кто как заваривает чай. Игорь Михайлович утверждал, что надо непременно в спецчайнике из тончайшего фарфора, у него такой есть, привез из Японии Ванюша, кстати, он только что избран в членкоры — читали? Нужно бы позвонить, поздравить… Дорофеев вспомнил анекдот про старого еврея, который заваривал чай лучше всех в местечке, но технологию скрывал, и только перед смертью завещал: «Евреи, не жалейте заварки!» Все смеялись, кроме Евгения и Ларисы. Евгений, поставив перед собой игрушечную собачку, что-то сосредоточенно писал на листке, вырванном из записной книжки, Лариса стояла у него за спиной и смотрела.
— Тихо, ребята, мы присутствуем при творческом акте, — строго сказал Игорь Михайлович.
— Экспромт? — догадалась Любочка и захлопала в ладоши.
Евгений молча протянул листок Ларисе.
— Никаких секретов. Нам тоже интересно. Лара, читай всем, — велела Майя Андреевна.
— Вслух, вслух! — закричала Любочка.
Лариса мялась, держа листок в руках.
— Евгений Валентинович, вы разрешаете? — спросил Игорь.
Евгений развел руками.
Голодной собаке костей накидали, Костей накидали, а мяса не дали. И супа не дали, и хлеба не дали, А целую миску костей накидали… —начала Лариса.
— «Дали — кидали». Смелая рифма, — на ухо Полине сказал Дорофеев.
…А сами себе принесли на обед По полной тарелке горячих котлет, По чашке бульона из жирного мяса, Бифштексы, ромштексы и даже колбасы!— Очень актуально: год Собаки, — вставила Любочка. — Женя у нас конъюнктурщик!
…Собака не стала ни ахать, ни охать, Она укусила хозяйку за локоть, А сына хозяйки — за пухлую щечку, А мужа хозяйки — за «пятую точку», И больно, за палец, хозяйскую дочку. И были в тот день у нее на обед Четыре тарелки горячих котлет, Бульон из чудесного, жирного мяса, Бифштексы, ромштексы и даже колбасы. Собака— А что? Вполне профессионально, — одобрил Игорь Михайлович. — Вы не пробовали предлагать свои стихи в «Искорку»? Если хотите, я мог бы показать, у меня там работает жена приятеля.
— Не стоит, — сказал Евгений.
— А я понимаю, почему все хотят быть писателями. Не надо каждый день в семь часов на работу вставать, — веско заметила Любочка.
Евгений допил чай, поставил чашку и поднялся.
— Я, пожалуй, откланяюсь. Поздно. Весьма признателен, — он церемонно кивнул всем сразу и быстро пошел из комнаты.
Майя рванулась было следом, но Полина ее опередила, выбежала в переднюю, притворила за собой дверь.
— Что за демонстрации? В какое ты меня ставишь положение?! Это же просто неприлично! — шептала она, обеими руками вцепившись в куртку Евгения.
Он отнял куртку и оделся.
— На ваши приличия мне наплевать. Наелся досыта, — отчеканил он. — Надутые убожества! Фармацевты! Что ни слово, то глупость и пошлость. А рожи!. «Одна девчонка ничего, так и ту скоро…»
— Ни стыда, ни совести! — обозлилась Полина. — С ним как с человеком… И еще всех подряд поливает! Никто силком не тащил. Сам напросился.
Она начала одеваться тоже, но Евгений не дал, взял из рук пальто и повесил.
— А ты-то куда, собственно? — надменно спросил он. — Нет уж, сударыня, оставайся, это твои друзья-единомышленники. Тебе же как раз такие нравятся, особенно супермены с учеными степенями. Здоровенные… самцы!
— Сволочь! — Полина изо всех сил ударила Евгения по щеке.
Секунду он смотрел на нее, приподняв брови, потом дернул ртом, вышел и захлопнул дверь.
— Баба с возу! — сказала Полина ему вслед и разревелась.
Через полчаса она вышла из ванной комнаты с густо намазанными ресницами и блестящими глазами. Встретили ее так, будто ничего не случилось. Только Лариса сидела надутая и вскоре отправилась спать.
Полина пила ликер, коньяк, смеялась, плясала русскую, а потом все танцы подряд с Дорофеевым. И в шесть часов вместе с ним ушла.
Вечер накануне отъезда в командировку Полина провела у Майи. Игорь Михайлович, закрывшись в кабинете, писал какой-то доклад, Лариса уехала к репетитору, а они пошли на кухню пить чай. Кухня у Синяевых была большая, как комната, вся в розовом кафеле, на полках — сверкающая медная посуда, на шкафчике, в ряд — пустые бутылки из-под заграничных вин.
— Этих в прошлый раз не было, — сразу заметила Полина.
— «Бордо». Финны приезжали, принесли, а это вот «Божоле», тоже французское. Ничего особенного, обычное сухое, не лучше нашего «Цинандали».
— Боже, лей «Божоле», не жалей, — продекламировала Полина;
— Тоже в поэзию ударилась? Смотри, дурные примеры заразительны. Кстати, как он там, твой гений?
— Нормально, — пожала плечами Полина. — Работает, пишет.
На самом деле она ничего про Евгения не знала, он с самого Нового года исчез и не звонил. Пару раз она сама набирала его номер, но подходила мамаша, и Полина клала трубку. Как-то в конце января она встретила на улице Петю Кожина, и тот сообщил, что Евгений ушел из звериной «скорой помощи».