Цветок для Прозерпины
Шрифт:
У дверей в комнату на нее молча смотрит бледный темноволосый юноша, сидящий в электрическом инвалидном кресле. Он, судя по всему, уже какое-то время наблюдает за ней, однако Сабина не слышала ни шороха шин, ни паркетного скрипа под тяжестью машины.
Девушка с плохо скрываемым интересом вглядывается в Тимура – со дня их встречи прошел не один месяц, и знакомство их, пусть и недолгое, по неясной причине оставило у нее сильное впечатление. Теперь он словно бы раздался в плечах и набрал здоровый вес – когда его привезли в их больницу, юноша выглядел изможденным и эмоционально нестабильным. Волосы парня уложены на строгий боковой пробор, черная водолазка подпирает
– Здравствуй, – говорит наконец она. Руки снова просят взять что-то, повертеть в пальцах, словно в этих проворотах и кручениях она сможет потерять все мысли, говорить приятными любезностями и раствориться в пустых бессмысленных звуках.
Тимур тоже разглядывает ее, и взгляд его похож на шкатулку с секретом – на поверхности одно, но сокрыто иное. Его хочется разгадать, додумать, как и прежде, когда между ними было совсем мало слов. Сабина не может определить, что видит в мерцании темных глаз. Быть может, это неприязнь? Или интерес?
– Знаешь, для чего он тебя привез? – голос его набирает силу, подбородок опускается ближе к груди, темные глаза сверлят ее из-под острого разлета бровей. Он не делает вид, что забыл ее, и говорит без церемоний, как со старой знакомой.
Уголки рта девушки чуть дрожат, складываются в дружелюбную улыбку, но так и норовят опуститься обратно:
– Потому что хочет, чтобы ты быстрее встал на ноги, полагаю, – их беседа напоминает фильм, включенный с середины, предназначенный тому, кто уже смотрел его однажды. Как будто время, проведенное в больнице, – взгляд во взгляд, случайное касание – случилось только что и еще не успело стереться из памяти.
На лице Тимура появляется ухмылка, быстро переходящая в смешок, сцеженный в сжатый кулак, поднесенный ко рту. Неприятное подозрение, что он просто забавляется над нею, овладевает Сабиной, и она плотнее сжимает губы. Впрочем, юноша вскоре серьезнеет и произносит уже без следа насмешки:
– Боюсь, это последнее, чего он хочет, – видя непонимание девушки, он чуть склоняет голову к плечу и поясняет со зловещей откровенностью. – Пока я остаюсь в этом кресле, ему легче меня контролировать. Хотя допускаю, что он руководствуется какими-то собственными представлениями о моем благе. Правда, это ничего не меняет. Для меня.
Теперь ей приходится напрячь слух, чтобы разобрать его слова, тонкие и слабые, как натянувшаяся до предела нить. Кажется, еще немного – и напряжение лопнет, разорвется в расползающемся волокне.
– Тогда для чего, по-твоему, я здесь? – она не может уловить значения его ответа, оттого ощущение сюрреальности не отпускает Сабину. Может ли быть так, что она не очнулась от своего кошмара в автобусе, а так и продолжает видеть причудливый сон?
Парень подпирает подбородок рукой, сложенной на подлокотник кресла, и скашивает взгляд в сторону, прислушиваясь к чему-то. Его губы вновь искажает недобрая усмешка, и он отвечает, но будто обращаясь к кому-то еще:
– Отец думает, ты будешь крючком для меня, за который он будет дергать, заставляя подчиняться. Но может, все повернется иначе – ты станешь крючком для него, и дергать за него смогу уже я, – под конец его голос снова полон злого веселья.
– Тимур, – в проходе появляется Чиркен. Кажется, слова юноши были предназначены его отцу, а не ей.
В тоне мужчины слышится предупреждение, он встает позади коляски сына и кладет обе ладони на ручки сопровождающего. Парень наклоняет голову вперед, что-то
– Не воспринимайте его слова всерьез, он может вести себя вздорно временами. Хоть вы и почти ровесники, сын порой совсем как подросток.
– Все в порядке, – девушка хоть и отвечает вежливо, на мужчину не смотрит. Речь юноши была скомканной и на первый взгляд бессвязной, как если бы кто-то смял лист бумаги с нанесенным на него рисунком, извращая все значение изначально правильных и ясных линий. Сабина не поняла ничего из того, о чем он говорил, и либо она чего-то не знала, либо… При психических расстройствах мышление часто оказывается повреждено. Реплики Тимура, лишенные очевидного ей смысла, вполне вписывались в эту догадку. Чиркен ведь упоминал о психической болезни его матери.
Мужчина возвращает ее внимание к себе, мягко дотронувшись до ее плеча. Дождавшись, пока Сабина вновь поднимет на него глаза, со всей серьезностью произносит:
– Сын может говорить что угодно, но пока вы здесь, я позабочусь о том, чтобы вы были спокойны и довольны своим пребыванием в стенах нашего дома. И еще одно – Тимур бывает весьма хитрым. Особенно, когда пытается добиться своего. Прошу, не идите у него на поводу и не верьте всему, что он говорит.
После мужчина показывает ей дом. Комнаты, прямоугольные, овальные и даже круглые, заполнены темным деревом панельных стен и пола, кое-где открыты высокие окна, пуская внутрь медвяный запах леса. Солнечный свет, преломляющийся сквозь оконные стекла, кружит мелкие пылинки словно бесчисленные звезды в космическом полотне, будто кто-то развесил искрящуюся прозрачную ткань. Поместье, небольшое и уютное, дышит лесным дурманом, перебирает причудливые звуки птиц, прокатывается дуновением воздуха по ногам, принося в них приятную тяжесть и желание прилечь, отдохнуть. Домашних растений нигде нет, вместо них украшением служат картины – порой в самых неожиданных местах. Кое-где Сабина замечает репродукции известных работ, выполненные очень талантливо.
Наконец Чиркен отводит ее в спальню, в которой ей предстоит жить. Комната отличается от остальных в доме. Мебель, стены, шторы – все светлое и новое. Изящная спинка кровати с воздушным тюлевым пологом, стеллаж с витыми подпорками по бокам, заполненный книгами, в том числе по медицине. Есть здесь и цветы в нарядных кашпо, и кремовый круглый ковер с длинным ворсом, и пухлые подушки в вязаных наволочках с кисточками на обитом мягким плюшем кресле. Спальня выглядит, скорее, девичьей и продуманной до мелочей. Она кажется Сабине совершенно волшебной, как из другой жизни, которой у нее никогда не было.
– Эта комната предназначалась для моей дочери, ремонтные работы только недавно завершили, – объясняет мужчина, наблюдая за тем, как девушка проводит рукой по гладкой поверхности укрытых шелковыми обоями стен.
– У вас есть дочь? – девушка с интересом оборачивается к своему спутнику. Отчего-то она успела решить, что Тимур – его единственный ребенок.
– Она уже взрослая, чуть старше сына, и всю жизнь жила отдельно от меня с матерью, пока с той не случилось несчастье. Я надеялся, что мы сможем постепенно найти общий язык, но пока рано об этом говорить. Мы с ней сейчас словно незнакомцы друг для друга, – мужчина выглядит опечаленным, говоря об этом, и Сабина вновь чувствует неуловимую маету.