Цветок моего сердца. Древний Египет, эпоха Рамсеса II
Шрифт:
Спасибо и за то, что есть.
Только иногда ей вспоминался Хепри – вернее, представлялся его страдающий взгляд; но Меритамон тут же отгоняла такие мысли, это было слишком стыдно, она чувствовала себя виноватой, хотя не понимала, в чем. Не мог же он в самом деле подумать, что она ему что-то обещала?
Как-то, совсем незадолго до свадьбы, к ней пришел брат и сказал, что виделся со своим другом – и коротко попросил не приглашать его на торжество.
Меритамон испытала острейшее сожаление и вину. Хепри мучился… он ее любил…
Но что же поделать? Ничего – и он, конечно, тоже это понимал, он был очень разумен. Девушка пожелала
До свадьбы она не имела почти никаких забот – домом полностью заправляла Мерит-Хатхор, а обязанностям жены Меритамон было некому учить: Мерит-Хатхор никогда не была женой. Отец, конечно, не мог этого сделать. Он полагал, что дочь всему научится сама, когда войдет в дом Менкауптаха – и, наверное, был прав.
Однажды ее свозили в гости к жениху, и Меритамон заботливо приняли его родители. Они оба были живы и здоровы – похожие друг на друга, серьезные, не очень красивые, но надежные люди; у них оказались еще две тихие воспитанные дочери. Меритамон они все понравились, как и дом Менкауптаха – вначале девушку огорчило, что он значительно скромнее дома ее отца и выстроен из простых глиняных кирпичей, зато потом она привыкла и оценила внутреннее убранство, при всей своей простоте нарядное и опрятное. Меритамон не воспитывали в воздержании, но готовили к возможному воздержанию в будущем; и она легко приняла то, что ее ожидает.
Все приглашения на свадьбу рассылали отец и брат; только однажды Неб-Амон спросил дочь, не хочет ли она видеть на празднике кого-нибудь из подруг. Меритамон пожала плечами. Она воспитывалась дома и не имела близких подруг, как и не тосковала по их отсутствию. С улыбкой она назвала имена нескольких девушек, которые почти ничего для нее не значили – она знала и то, что после свадьбы эти подружки будут значить еще меньше. Они все будут заняты своими семьями. Такова жизнь.
***
Свадьбу должны были праздновать в доме Неб-Амона, и первые несколько дней супруги должны были провести там же. Это было против обычного порядка, но Неб-Амон хотел сделать все, что возможно, для душевного спокойствия дочери.
Он помнил о Неферу-Ра.
Меритамон боялась, но меньше, чем когда-то ее мать – хотя, в отличие от Ка-Нейт, выходила замуж без большой любви и даже вообще без любви. Девушка начала думать, что, возможно, отец прав и это вовсе необязательно для согласия в семье. Когда есть такое согласие – это уже очень хорошо.
Она тоже помнила о Неферу-Ра.
В день свадьбы ее подняли рано – это была Мерит-Хатхор… Постаревшая мужеподобная женщина непривычно мягко улыбалась, вспоминая, как когда-то давно разбудила в день свадьбы свою дорогую госпожу, которую до сих пор любила превыше всех. Мерит-Хатхор стала ободрять Меритамон, как когда-то – Ка-Нейт, но та попросила женщину помолчать.
Она не была такой близкой подругой Мерит-Хатхор, как ее мать, и слова ободрения от суровой домоправительницы только взволновали ее. Та понимающе замолчала, но оскорбилась. Меритамон знала, что не так мягка и чутка к людям, как была ее мать, и иногда огорчалась из-за этого – но понимала, что себя не переделает.
Менкауптах прибыл в ее дом днем – нарядный, гордый и почти красивый от счастья. Меритамон была так изумлена переменой в нем, что почувствовала упоение, словно от любви; Менкауптах пожал ей руки, сияя, и хотел тут же вывести в сад, но ему не позволили. Меритамон осознала, что почти сожалеет об этом…
Их удивительно быстро сочетали браком – Меритамон не
Меритамон вначале была почти спокойна – но после венчания чем дальше, тем больше волновалась. Ей уже хотелось, чтобы поскорее закончился вечер - пир, поздравления и развлечения, на которые ее отец не поскупился; хотелось поскорее остаться с мужем наедине и пройти через то, чего она боялась. Вдруг ее одолели воспоминания о Неферу-Ра, и ее хрупкое самообладание было сметено слезами, которых девушка от себя не ожидала…
Ее нашел рыдающей в углу сада брат – он появился из-за деревьев, за которыми была стена, отгораживающая крыло наложниц. Меритамон знала, что там живет женщина отца, и на мгновение удивилась тому, что Аменемхет позволил себе зайти сюда…
– Что ты тут делаешь? – спросила она, но брат молча обнял ее, и она про все забыла. Аменемхет был так же силен и надежен, как отец.
– Ты будешь счастлива. Ничего не бойся, Меритамон, - убежденно сказал молодой человек, и в его глазах было такое выражение, что Меритамон поверила. Брат легко поцеловал ее в губы и в щеку, потом вдруг сказал, что забыл сделать ей подарок на свадьбу. Он позвал сестру с собой, на пустующую сейчас мужскую половину, и вынес ей из своей спальни чудный косметический набор – несколько разноцветных красок для глаз и для губ. Меритамон фыркнула в ладошку, сказав, что такой подарок ей могла бы сделать женщина…
Брат засмеялся, ничуть не обидевшись, и сказал, что хорошо понимает женщин.
Откуда?
Уж не Неферу-Ра могла научить его таким тонкостям… Но Меритамон, хотя ее опять кольнуло подозрение, обняла юношу и поблагодарила, сказав, что он самый прекрасный брат, какого может пожелать сестра.
Аменемхет улыбнулся – он был с ней согласен.
Потом сказал, что, наверное, жених заждался ее, и Меритамон тут же испугалась снова. Тогда брат взял ее под руку и повел к Менкауптаху сам – словно передавая ему семейную драгоценность…
Остаток вечера промелькнул очень быстро, и Меритамон не успела опомниться, как ее с мужем проводили в спальню – ее собственную спальню. Но она впервые была там с мужчиной.
– Будь со мной поласковей, - попросила она шепотом, заливаясь румянцем в темноте; и вдруг Меритамон совершенно неуместно фыркнула. Ей вспомнилось, что она воображала об этом юноше, когда их только познакомили.
Менкауптах обиделся так, что даже отступил.
– Что ты смеешься?
– Ничего… Не сердись, - попросила жена. – Только будь поласковей…
Ей вспомнились крики Неферу-Ра, доносившиеся даже до отдаленных комнат, куда Меритамон убежала во время ее родов…
Менкауптах вздохнул, видя, как оцепенела жена, потом неловко привлек ее к себе. Он не знал, что может сказать, и потому молча наклонился к ее губам; Меритамон напряглась, но потом смягчилась и позволила себя ласкать. Он делал с ней все то же, что в саду раньше – неловко и с опаской, потому что был неопытен; но когда он почувствовал, что рассудок и осторожность изменяют ему, Меритамон вдруг сама поторопила его. Менкауптах уже почти не понимал, что он делает и кому – и был рад ее ободрению, как голодный хлебу; он припал к ней, а жена подалась ему навстречу, раздвинув колени. Общим усилием эти совсем недавно чужие люди соединились; и Меритамон нашла, что это вовсе не плохо.