Цветок моего сердца. Древний Египет, эпоха Рамсеса II
Шрифт:
Больше не сомневаясь, Меритамон потребовала вина и зеркало. Сделав несколько глотков для храбрости, она тщательно расчесала свои короткие прямые волосы, укрепив на них ониксовый венчик, подаренный отцом. Она почти не носила других причесок. Потом убедилась, что краска на глазах и губах не подтекла и не смазалась, аккуратно отложила зеркало и встала.
Не говоря ни слова, покинула спальню и направилась туда, где, насколько она помнила, находился вход в крыло наложниц.
То догнала ее в середине коридора и
– Госпожа, куда ты идешь?
Эта уже немолодая женщина, выросшая в преданности и благоговении перед подобными ей, готова была схватить ее за платье, если Меритамон не образумится. Юная госпожа изумилась. Что такое происходит?
– Я сказала бы тебе, если бы было нужно, То, - ответила она. – Ступай в спальню и жди меня.
То не двинулась с места.
– Я поняла, куда ты направляешься, госпожа, - дрожащим голосом сказала служанка. – Для твоего блага я не могу этого допустить. И господин рассердится.
Меритамон вскинула тонкие черные брови.
– Ты забываешься, То, - сказала она. – Я приказываю тебе уйти, если ты не хочешь, чтобы я разгневалась.
Меритамон взглянула на непреклонное, несмотря на дрожащие губы, лицо служанки и почувствовала, что действительно начинает гневаться. Кажется, ее слишком привыкли считать малышкой, которая слушается нянек.
То поклонилась, однако осталась на месте.
– Тебе нельзя это делать, госпожа, - повторила она.
Меритамон прерывисто вздохнула, сдерживая ярость – иногда она распалялась не хуже брата.
– Уходи прочь, или ты будешь наказана, - заявила она, и тогда То, сокрушенно смотревшая на нее, поклонилась и пошла. Меритамон проводила ее взглядом. На самом деле она не знала, как могла бы наказать свою служанку за то, что женщина пыталась воспрепятствовать ей проникнуть в запретное в доме место. Но, как видно, То просто испугалась. Властвовать нужно уметь: господа этого дома – умеют.
Госпожа направилась дальше. Она знала, что крыло наложниц отделяется от всего дома дверью, в которую упирается коридор; в нем, должно быть, выставлена стража… хотя Меритамон никогда там раньше не была.
То есть видела сами тяжелые двойные кипарисовые двери – но тогда крыло пустовало и никем не охранялось. Меритамон нахмурилась и остановилась, вдруг засомневавшись, правильно ли идет; потом двинулась дальше. По пути ей попался какой-то слуга, торопливо отскочивший и отвесивший испуганный поклон при виде решительного лица госпожи и ее решительной походки. Вот наконец поворот, а вот и двери.
Около них стоял единственный стражник, со скучающим видом прислонившийся к стене; но стоило Меритамон шагнуть к дверям, как стражник преградил ей дорогу и схватился за меч: сонный вид сменился полной готовностью.
– Нельзя!
Меритамон быстро отступила, хотя в этот раз была испугана меньше.
– Я госпожа Меритамон,
– Это запрещено, - повторил охранник слова, которые Меритамон уже слышала; но ей показалось, что он заколебался.
– Ты разве не знаешь, что женщинам не запрещается входить в гарем?
– сказала госпожа. – Я пришла, потому что имею на это право. Пропусти.
Несколько мгновений стражник рассматривал ее фигуру – если бы их видел господин дома, этот воин лишился бы места за свою наглость; а потом вдруг он дал ей дорогу.
Меритамон не представляла, что подвигло его на такое нарушение долга: наверное, все сразу, и то, что она госпожа, и то, что женщина… хотя будь она на месте отца, она бы выгнала этого человека со службы. Однако ей его нерадивость была на руку. Она двинулась по незнакомому коридору, с каждым шагом все больше волнуясь; полумрак и запах мирры и шафрана, витающий в воздухе, ласкали ее чувства… и таили какую-то угрозу. Она попала в место женщин, место любви и гибели, которая идет рука об руку с такой любовью.
Юная Меритамон это уже понимала.
Где же Тамит? подумала она. Неужели эта женщина в самом деле так прекрасна, что брат лишился разума?
Ей почудилось какое-то движение впереди, а потом смутный силуэт определился, и Меритамон вскрикнула от невольного страха.
– Тсс! – тихонько шепнула женщина. – Не бойся, госпожа, это я, наложница твоего отца! Заходи!
Меритамон послушалась – ее успокоил этот шепот и разобрало любопытство. Она раздвинула занавески, и вокруг нее сгустился и полумрак, и аромат. И то, и другое уже казалось присущим этой таинственной наложнице.
Тамит шепотом пригласила госпожу сесть на подушку. Или в кресло, если она пожелает. Меритамон, наполовину храбро, наполовину испуганно улыбаясь, опустилась на подушку; хозяйка этих комнат присела напротив движением, полным грации.
Меритамон смутно видела ее лицо – очень смуглое в полумраке; на нем только блестели огромные черные глаза с чистыми голубовато-белыми белками и такая же белозубая улыбка. Меритамон вдруг поняла, что эта женщина очень красива. Более того: она никогда прежде не видела таких красивых женщин, даже ее мать уступала этой Тамит.
И действительно, маленький Аменхотеп унаследовал от нее и глаза, и форму носа и бровей – но не имел и половины очарования матери.
– Зачем ты посетила меня, госпожа? – нежно спросила Тамит, видя, что гостья никак не начинает разговор.
Меритамон от смущения не могла сказать ни слова. Здесь все оказалось иным, чем она ожидала: и прежде всего сама наложница.
Тамит нежно, негромко рассмеялась.
– Ты смущена, госпожа. Я понимаю, не нужно слов. Ты по доброте своего сердца решила скрасить мое одиночество, и я очень тебе благодарна.