Цветок пустыни

Эрбор Джейн

— Но ведь это... это rose de sable, принадлежащая Роджеру! Откуда она у тебя? Он...

Лиз положила камень на стол:

— Это подарок доктора Йейта.

— Подарок? — с негодованием воскликнула Бет. — Не может быть!

— Ты же не думаешь, что я выпросила или стащила этот камень у него, не так ли? — мгновенно вспылила Лиз.

Бет прикусила губу и сумела изобразить примирительную улыбку.

— Конечно же я и мысли не допускаю, что ты сама взяла его. Нет, я просто удивлена, что он отдал этот камень тебе.

— Ты хочешь сказать, почему именно мне, когда надлежало бы отдать его тебе? — резко спросила

Лиз.

Бет густо покраснела:

— Какие глупости! Конечно, Роджер даже не задумывался, хочу я иметь такой камень или нет, иначе он отдал бы его мне, я в этом уверена. Нет, меня удивило только то, что Роджер преподнес тебе столь банальный подарок, ведь эти штуки — обычное дело в некоторых местах пустыни, особенно в окрестностях Эль-Голеи. Надеюсь, он не заставил тебя думать, что подарил нечто ценное, поскольку, если бы он поступил так, это было бы нехорошо.

— Можешь не беспокоиться, — сухо ответила Лиз. — На этот счет он не оставил у меня никаких иллюзий. Я восхитилась камнем, и мистер Йейт сказал, что я могу взять его себе, потому что он мало для чего годится.

— Я очень рада, — кивнула Бет, и лицо ее посветлело. — Я рада тому, что камень тебе так понравился. Полагаю, для тебя эта вещица в диковинку, и мне не следовало говорить о ней в таком пренебрежительном тоне только из-за того, что в здешних местах мы на roses de sable обращаем мало внимания.

— Можешь не беспокоиться, — снова повторила Лиз.

Странно, но она не решилась упомянуть о том, как дорог камень самому Роджеру Йейту. Этого было достаточно, чтобы сделать бесценным подарком обычную булавку.

Прощаясь с Лиз, которая переезжала в дом отца, Дженайна посоветовала девушке «торопиться медленно» в своем стремлении сделать жилище более уютным.

— Не нужно высказывать открытого недовольства, — убеждала она. — Эндрю может расценить это как упрек за то, что привез тебя сюда, понимаешь? Просто сделай бодрым тоном пару предложений и независимо от того, как отец отреагирует на них, оставь эту тему с той же внезапностью, с какой представила ее для обсуждения. Более чем вероятно, что спустя какое-то время он уверует, что придумал все это сам, и тогда все пойдет как по маслу.

Это был разумный совет, и к тому времени, когда Эндрю поправился окончательно, его организаторский талант, который сделал его хорошим руководителем отдела, но которым он никогда не пользовался в личной жизни, стал сверхурочно работать на Лиз.

У месье Симона Эндрю добился разрешения поменять интерьер дома в соответствии с предложениями, сделанными Дженайной. Он нанял мастера, который за один вечер изготовил на заказ мебель для сада и кадки для цветов; вместе с Лиз отправился на базар покупать ковры и даже заказал краски, лаки и кисти, когда Бет заявила, что горит желанием помочь Лиз и проявить свои художественные способности.

— Будет гораздо лучше, если мы воспользуемся услугами маляра, — советовал им Эндрю.

После долгих споров был достигнут компромисс: Бет и Лиз согласились, что маляр должен очистить от старой краски и подготовить поверхность оконных рам и ставней, а новую краску нанесут они сами.

Верная своему обещанию, Дженайна сняла мерку с окон и посоветовала Лиз купить для занавесок сотканное местными жителями полотно с ручной набивкой рисунка. Кроме

того, в процессе изготовления занавесок она помогла девушкам управиться со своей швейной машиной. Дженайне также удалось привлечь внимание Эндрю к установленным на окнах ее виллы жалюзи из тонких и легких планок. Благодаря им отпадала необходимость каждый вечер закрывать ставни, служившие защитой от сильного ветра и песчаных бурь. Эндрю был сражен рекламной кампанией и установил такие жалюзи в своем доме.

Под конец он предложил, чтобы так и не состоявшийся до сих пор из-за его болезни и долгого выздоровления прием в честь приезда Лиз принял форму новоселья, которое состоится, как только дом предстанет в своем новом убранстве.

— Великолепно! — захлопала в ладоши Лиз и вдруг забеспокоилась: как же она будет принимать гостей в роли хозяйки дома, когда практически никого не знает и не знакома ни с одним мужчиной в Тасгале, если не считать отца и Роджера Йейта.

Но тут Эндрю, словно бы прочитав ее мысли, сказал:

— А до той поры мы проведем вечер-другой в нашем загородном клубе, чтобы у тебя была возможность познакомиться с другими молодыми людьми помимо Бет Карлайен. А еще съездим на участок нефтедобычи — ты обязательно должна побывать там. Так что у тебя появится возможность подготовить список гостей для доброй дюжины приемов.

Узнав о предстоящей вечеринке, Бет по-детски выразила свой восторг, и это обстоятельство, как Лиз была вынуждена признаться себе самой, не оставило камня на камне от ее инстинктивного недоверия к девушке. Возможно, находясь постоянно в обществе будущего жениха, Роджера Йейта, и по вполне понятным причинам беспокоящейся родительницы, Дженайны, Бет не могла рассчитывать на особые развлечения, и было бы некрасиво подозревать ее в неискренности, услышав сказанные с грустью слова:

— Я так люблю, когда устраивают вечеринки. Но маман не может позволить себе устроить нечто подобное для меня, а Роджер до сих пор так носится с моим здоровьем, что я вынуждена спрашивать у него разрешения всякий раз, когда мне хочется подольше побыть в клубе. Ведь теперь, когда я совсем здорова, это глупо, правда? Наверное, ты считаешь, что такое внимание должно мне льстить. Но если говорить честно, временами я просто завидую девушкам, которые не вызывают у мужчин желания опекать их.

Еще более обезоруживающей оказалась способность Бет без устали трудиться, благоустраивая дом Шепардов. После долгой болезни она впервые занялась настоящим делом, которое принесло ей волнующие и полные новизны ощущения. А поскольку у нее была твердая рука и хороший глазомер, она взялась красить оконные рамы и перемычки окон и дверей, что требовало особой точности, тогда как Лиз достались участки попроще.

И в самом деле, для Лиз процесс окраски представлял собой скорее беспечное размазывание по поверхности слоя блестящей новой краски такими широкими мазками, какие только могла обеспечить самая большая кисть. В одно прекрасное утро, поднявшись на крышу, она стала предаваться этому занятию, нанося на ящики для цветов полосы зеленой, синей и золотистой краски, и вдруг услышала, как Бет разговаривает с кем-то внизу.

Лиз лениво прислушивалась к голосам. Потом они стихли, а минутой позже над верхней площадкой наружной железной лестницы, что вела на крышу, появилась голова Роджера Йейта.