Цветущие в вечности

Ман Виктория

Явилась Хризантема. Невозможная в своей вольности, принесла весть. Вскидывает руки в благодушном жесте император, поднимается с трона, возвещая:

– Князь Иссу, мой верный друг, – усмешка в уголках княжеских губ столь легкая, что и не приметить. А по мраморным ступеням шаркают парчовые туфли. – Прими же поздравления двора!

Покачиваются нефритовые бусины. Высока корона, тяжела корона. Как и ноша, лежащая на сгорбленных плечах. Моложе князя император, но выглядит куда старше, словно подтачиваемая недугами сосна на фоне могучей скалы.

– Наконец благословили тебя предки сыном. – Рука на плече князя, россыпь

перстней.

Невольно затаили дыхание придворные, напряглись Стражи. Но не пронесутся радужные блики. Им здесь не место, ведь любима Хризантема, покорна, как и положено, господской воле.

– Надеюсь, вскоре в моем саду появится новый Цветок, – обнажает зубы император. Клеймо меж княжеских лопаток жжет даже спустя десятилетия.

Молчит безымянный юноша шестнадцати лет. Принимает боль с извращенной благодарностью, содрогнувшись в щемящем удовольствии. Сжаты крепко губы, жаждут клыки под ними доставить такую же боль другому. Осыпать ею щедро, залить в глотку жидким металлом. Так вкусна смерть. До одури, до иступленного возбуждения. Дарит пик наивысшего наслаждения, и нет ничего способного превзойти ее, заключенную в теле даром, кующую зверя.

– И будет он столь же силен и верен, как его отец, – взгляд топазовых очей. Значения в них давят ожиданием.

Горят Цветы, выворачиваясь наизнанку. Резвится юноша во имя собственной свободы.

Прикрывает веки князь, кланяясь вновь. Зычен голос, полон отголосков чужих воплей:

– Благодарю вас за добрые слова, ваше императорское величество.

Глава 3

Две бабочки

Мчится золотой олень по закатному полю стяга. Третий год исполнился княжичу. Гудят колокола. Огромными жабами раскрывают пасти и рождают звук, что застревает в костях. Кувшинки на ситцевой глади пруда. Каменные домовины берега хранят урны праха, укрывшись одеялами мха.

Пышная процессия движется лениво. Деревянные арки пропитались солнцем, тягучим и янтарно-чистым, точно мед. Волнуются кроны на фоне серо-голубого неба, капает свет. Запрокидывает голову княжич, подставив каплям ладони. Мелодично позвякивают колокольчики на сандалиях матери. Меч за отцовским поясом. А арки ведут все выше по лестнице, к храму, что свернулся кольцами драконьей туши.

– Явилось дитя твое, Иссу, – торжественно произносит настоятель.

Мальчик невольно вздрагивает от прикосновения мозолистых пальцев. Нагота побуждает стыдливо прикрыться руками. След сандалового масла на груди и лбу.

– Даруй крепкое тело и чистый разум.

Встряхивают монахи жезлами, разносится под резной крышей звон металлических колец. Ложатся на шею мальчика сандаловые бусы.

– Долгие дни и легкий путь.

Чан с дождевой водой. Закрывает глаза княжич, когда его окунают с головой, чтобы после поднять, показать небу, показать облакам, показать солнцу обновленным слезами Небесных Змеев, что даровали Народу Иль’Гранда [2] свое громкое имя. Последние слова настоятеля устремляются ввысь:

2

Иль’Гранд –

название мифологического Небесного Змея. Официальное название Небесных Людей – Народ Иль’Гранда.

– Да будет судьба дитя твоего в этом мире доброй!

Пухова взбитая перина пасмурного неба, пахнет близким дождем. Двор же пред парадным крыльцом поместья купается в прохладе.

– Твой отец приготовил подарок тебе на торжество.

Княжич на руках матери, доверчиво приник к женскому плечу.

– А где отец? – спрашивает, покачивая одной ногой.

Опрятного вида старик в темных одеждах держит под уздцы коня. Раскланивается, рассыпавшись в улыбке.

– Твой отец занят, – кивнув старику, отвечает княгиня сыну. Ложь дается ей легко, за правду же она готова благодарить супруга. – Не печалься, – воркует, ласково погладив княжича по щеке. – Лучше взгляни! Это твой конь. Красивый, правда?

Детская ладонь в женской. Касается аккуратно покатого бока. Контуры мелких крапинок. Серо-пегая масть.

– Он будет служить вам всю жизнь, юный господин, – шамкает конюх, потрепав коня по шее. – Добрый жеребчик, покладистый. И в мир, и в бой. Не изволите ли прокатиться?

Мальчик мнется. Кусает губы, глядит исподлобья, прежде чем осторожно кивнуть. Поводит ушами конь, косится глазом цвета ореховых скорлупок, взмахнув хвостом. А мальчик вцепляется в луку седла, боязливо вертя головой.

– Все хорошо, – похлопывает по коленке мать. Соскальзывают пальцы.

Конюх же натягивает поводья, и конь приходит в движение. Мерным покачивающимся шагом движется по двору. Круг, второй, третий. Лицо мальчика светлеет: расправляются брови, уходит страх, приоткрывается восторженно рот. Пальцы перебирают дымчатые пряди гривы.

– А можно я завтра еще покатаюсь? – раздается вопрос, стоит спустить мальчика с седла.

Он сразу уверенно ковыляет к морде коня. Задрав голову, протягивает ладонь навстречу принюхивающемуся носу. Розоватые ноздри, бархатные подвижные губы, а за ними желтоватые зубы. Дыхание колышет волосы на лбу. Не хватает храбрости княжичу, одергивает он руку, так и не коснувшись, но весел смешок.

– Это ваш конь, юный господин, – дивится вопросу конюх. – Вы можете приходить к нему, когда пожелаете.

– Матушка, вы же передадите отцу мою благодарность?

– Конечно, Гор. Передам.

Он счастливо подпрыгивает. Подобрав повыше путающийся подол, поднимается по ступеням медленно и неуклюже, но грозно насупившись. Казаться больше, взрослее. Безмолвны Стражи.

– Как назовешь коня? – интересуется мать, терпеливо придерживая сына за руку.

– А как называется, когда снег быстрый-быстрый? – выдох, последняя ступень.

Мальчик горделиво выпячивает колесом грудь, глядя на мать, что произносит с полуулыбкой:

– Метель.

А через два дня приходит весть, из-за которой закипает работа под стук молотков. С рассвета до заката возводят во дворе помост сцены и ложе для княжеской четы. Перешептываются возбужденно слуги, предвкушая зрелище:

– В честь крещения юного господина устроят театральное представление.

– Говорят, любимая труппа императора из самой столицы прибудет! Невиданная милость.