Цветы для Розы
Шрифт:
— Замечательно,— ответила Анна-Белла.— Сработано действительно оперативно. А дальше?
— Дальше — плохая новость номер один: этот же полицейский вспомнил тот случай, которому ваш таинственный свидетель придает такое большое значение. Однако, по его словам, у него создалось впечатление, что эти двое мужчин просто хотели избавить своего товарища от дурного общества. Под этим он подразумевал ту дамочку, которую подцепил Лунд — или, скорее, ему показалось, что она его подцепила. Во всяком случае, он думает, что сумел бы узнать любого из всей этой компании, если бы ему снова пришлось столкнуться с ними. Но, к сожалению, он никого не узнал.
У Анны-Беллы перехватило дыхание, она бросила быстрый взгляд в сторону
— Что вы хотите этим сказать? — спросила она.— Вы что, нашли человека с ожогом?
Комиссар даже поперхнулся от неожиданности.
— Извините, как вы сказали, человека с ожогом? А-а, понимаю. Отличная кличка — журналисты наверняка бы на нее клюнули. Ну что ж, человек с ожогом — так человек с ожогом.— Он еще раз восторженно хохотнул и ненадолго умолк, затем продолжал: — Вместе с запросом о кафе я разослал также краткое его описание. Здесь также есть результат — одиннадцать человек. Это и есть вторая хорошая новость. Среди них аптекарь, который говорит, что обжег руку какой-то кислотой,— один полицейский покупал у него аспирин пару дней назад. Кроме него — как сообщили разные наши наблюдательные сотрудники — слесарь-водопроводчик, адвокат, торговец подержанными автомобилями, трое коммерсантов,— минутку, переверну страницу,— модельер — о нем вспомнила жена одного полицейского,— два учителя и инспектор полиции, работающий у нас в управлении. Самое неприятное здесь, что жалкий пожиратель яичницы с беконом в трех различных случаях опознал трех разных человек, а и у них, и у остальных людей с ожогами, за исключением полицейского инспектора,— железное алиби. Как вам это нравится?
Анна-Белла промолчала; Бувин продолжал:
— Конечно, если бы вы знали несколько больше, это значительно облегчило бы дело. Вы не в курсе, как выглядел этот ожог? Какой он величины? Были ли у него какие-нибудь характерные особенности? Какой он с виду? Как бабочка? Как топор? Круглый? Овальный?
Анна-Белла покраснела, как пион; Тирену даже стало ее жалко. Было ясно, что Бувин подтрунивает над ней. Однако она, по-видимому, и не думала сдаваться. Довольно сухо она сказала:
— Я вижу, вы не склонны особенно верить этому свидетелю. Но я тоже могу рассказать вам об одном человеке с ожогом, разумеется, если вы соблаговолите меня принять.
Он замолчал; когда же снова заговорил, в голосе уже не было ни тени прежней насмешливости:
— Разумеется. Если вы хотите, мы можем заняться также и им.
— Вовсе не потому, что я того хочу,— отрезала она.— Это входит в круг ваших прямых обязанностей. Дело касается шведского гражданина, и не должно оставаться ни малейших сомнений относительно всего того, что связано с его гибелью.— Тирен заметил, что она вотвот взорвется.— Существуют определенные инстанции, повыше тех органов, которые представляете в данном случае вы, комиссар Бувин, и существуют также определенные интересы помимо всего того, что имеет непосредственное отношение к делу гражданина Лунда. Здесь оказался затронутым один из основных моментов международных связей — вопрос о принципах. Вы согласны со мной, комиссар?
Тирен услышал в трубке тяжелое, нервное дыхание Бувина. Он по достоинству оценил этот психологический маневр, восхищенно улыбнулся Анне-Белле и показал, что мысленно ей аплодирует. Однако она едва ли это заметила, хотя и слегка улыбнулась ему в ответ жесткой улыбкой. Затем она продолжала:
— Итак. Вы поведали мне о первой и второй новостях. Будьте добры, продолжайте, господин комиссар.
Он, по-видимому, справился с волнением и заговорил. Теперь уже абсолютно серьезным тоном:
— Мы нашли автомобиль, похищенный и брошенный невдалеке от того места, где был обнаружен ваш соотечественник. Кто-то заклинил замок зажигания, загнав в него гвоздь. Похоже, что этот «кто-то» хотел, чтобы машину
— Нет. У меня не было возможности лично задать этот вопрос,— она выплюнула следующие слова ему в ухо, как будто забивала гвоздь в замок зажигания,— моему таинственному свидетелю.
Несколько секунд она помолчала. Тирен ободряюще подмигнул. «Черт возьми,— подумал он,— а ведь она действительно на своем месте». Теперь уже не столько кротким, сколько каким-то наигранно деловым тоном комиссар продолжал:
— Ну так что, мадам, о чем вы задумались?
— Могу я приехать к вам,— она бросила взгляд на часы,— до обеда я уже, наверное, не успею — ну, скажем, около двух? И чтобы не терять времени, не могли бы вы пока выяснить, кто занимал номер 530 в отеле «Георг V» в понедельник, вторник и вчера?
— Да, конечно. Это что, тот ваш человек с ожогом, о котором вы…?
— Именно,— отрезала она.
— Я весь внимание, мадам, весь внимание.
«Даже когда она уже положит трубку, он все еще, по-видимому, будет продолжать сидеть, изображая «весь внимание» и боясь пропустить какое-либо незначительное замечание мадам»,— удовлетворенно подумал Тирен. Он повернулся к ней с улыбкой:
— Анна-Белла, ты была прямо-таки блистательна. Я даже не знаю, зачем я сидел здесь и советовал, о чем тебе надо говорить с комиссаром Бувином. На все свои вопросы ты теперь будешь получать ответы сразу же. Поскольку ты,— тут он многозначительно подмигнул ей,— умеешь сохранять хорошие отношения с теми, кто хорошо работает.
По пути к двери Анна-Белла довольно усмехнулась ему в ответ.
— А как же,— обронила она и с гордым видом Артемиды, только что подстрелившей очередную жертву, торжественно вышла из кабинета.
Несколько секунд спустя после ее ухода раздался телефонный звонок. Звонили по прямому проводу из МИД. Он подошел к телефону, снял трубку и несколько минут молча слушал, время от времени согласно кивая. Затем, сделав в лежащем на столе блокноте какие-то беглые заметки, сказал:
— Отлично. Пошлите подтверждающий телекс и еще одно подтверждение — с курьерской почтой. Однако дожидаться этого я не буду — начну прямо сейчас.
Положив трубку на рычаг, он пододвинул к себе другой телефонный аппарат и позвонил Бурье. Трубку на том конце провода сняли моментально. Он всегда удивлялся, как это комиссару удается практически ни на минуту не покидать своего излюбленного кресла за письменным столом.
— Дипломатическая неприкосновенность снята,— сказал он просто, без тени самодовольства.— Можешь это передать полиции Шату: они могут делать все, что сочтут необходимым. Но на всякий случай посоветуй им быть пообходительнее. Эта наживка будет находиться в воде только до тех пор, пока того пожелает сам рыбак.
Бурье усмехнулся:
— Леруж будет весьма доволен. Упрямство мадам Вульф ему уже порядком надоело. Значит, теперь он может побеспокоить ее на законном основании?
— Да, вполне. Если ей понадобятся подтверждения, пусть позвонит мне. У тебя есть какие-нибудь новости?
— Да так, парочка. Во-первых, портфель. Тебе, помнится, не давал покоя портфель Вульфа.
— Неужели нашли? — У Тирена как будто гора с плеч свалилась.
— Нет. Его нет ни в одном из тех мест, где он должен был бы находиться. В машине его не нашли. Если верить мадам Вульф, нет его и в доме. Это, кстати, один из тех немногих вопросов, на которые она соблаговолила дать ответ. Леруж сослался на то, что ты уделяешь этому обстоятельству особое внимание. Поскольку в доме его, по-видимому, нет, она считает, что муж взял его утром с собой на работу. Он без него никуда и шагу не ступал.