Цветы из бури

Кинсейл Лаура

Он закрыл глаза. Это было единственное, что он мог сделать. Потом опустился вниз, согнув обе ноги одновременно. Встав на колени, еле сдерживая стоны, он стал ждать, распрямив плечи и глядя прямо перед собой.

С минуту Мэдди стояла неподвижно. Он знал, она думала о его странном поведении. Он стиснул зубы.

Прочь! Вся грязь прочь!

— Это было не обязательно, — она преклонила колени и расстегнула рубашку, освобождая руки, заломленные за спину. Затем стащила рубашку с его плеч, оставив торс обнаженным.

Прошло несколько

секунд, прежде чем Кристиан почувствовал свои руки. Он попробовал пошевелиться, но боль в спине взорвалась с новой силой. Через несколько минут пальцы на руках перестали неметь. Немного размяв суставы, он оттолкнулся от пола и встал. Мэдди тоже поднялась, стряхивая пыль с юбки.

Он взял ее за плечи, притянул ближе к себе и поцеловал в губы.

Поцелуй был кратким и крепким. Он тут же отпустил ее и оттолкнул, чтобы ее замедленная реакция не успела превратиться в страх. Сюрприз. Он наблюдал за ней, видел, как по ее лицу пробежал шок, смущение и негодование.

— Друг! — смутившись, произнесла Мэдди.

— Друг! — эхом отозвался он.

Ответ, невольный, бессмысленный. Кристиан посмотрел на нее, Мэдди-девочку. Красные щеки. Гордый подбородок. Вздернутый носик. Он знал немало женщин более элегантных и миловидных, но никогда не видел никого красивее Мэдди в ее накрахмаленной штуке. Белой. Голова. Сахар? Мэдди стояла в этой тюремной камере.

— Любовь, — сказал он, — любовь.

Он удивил ее и удивился сам. Они стояли и смотрели друг на друга. Серый утренний свет падал сквозь оконную решетку, освещал ее щеки и густые ресницы.

Ее строгие губы поджались. Она держала в руках смирительную рубашку.

— Вас легко победить.

— Друг, — повторил он с неуверенной улыбкой. — Мэдди. Друг?

— Только друг? — она насмешливо посмотрела на него. — Настоящий кавалер!

Кавалер?

Этого он не мог сказать. Да и не пытался. Ее лицо было по-прежнему красным. Нервы на пределе. Он был оскорблен, что она превратила все в шутку. Что-то проворчав, он отвернулся.

— Повернись! — воскликнула она.

Он сел на стул. Каждое движение причиняло боль. Он был совершенно уверен, что его… его… что? Внутри, белое, твердое, изрезанное. Он был ранен. Треск. Кость. Он посмотрел на нее молча, вызывающе.

— Упал? — спросила она. Подойдя, Мэдди коснулась его обнаженной спины. Он напрягся в ожидании, но ее прикосновение было легким, как перышко.

— Больно?

Он покачал головой:

— Нет.

Ее пальцы двинулись дальше; от следующего прикосновения он вздрогнул и хрипло застонал сквозь зубы.

— А… а… — она снова провела вдоль кости. — Здесь?

Кристиан кивнул. Она продолжала дотрагиваться до его спины. Он снова издал короткий утвердительный стон.

— Перелом, — сказала Мэдди. — Надо наложить повязку. Упал?

До него дошло, что он понимает ее. Точнее, догадывается о значении сказанных слов. Он попытался ответить ей.

— Упал.

Естественно, он не может

пожаловаться на Обезьяну. Он прекрасно понимал, к чему это может привести.

— Каким образом?

Он пристально смотрел на нее.

— Где?

Кристиан пожал плечами. Необдуманное движение вызвало сильную боль.

Он ухватился за спинку стула, наклонил ее, пытаясь жестами что-то объяснить.

— Ах, стул! Стул перевернулся?

Он кивнул.

— Надо быть осторожнее, — она протянула руку и коснулась его плеча. — Двигайся медленно. Не торопись.

Торопливость.

Он был именно таким. Ему не следовало целовать ее. Он смутился. Посмотрите на него. Посмотрите на него здесь, в этом месте. Он словно зверь, лишь только воем и жестами может выражать свои мысли. Он не мог даже сам застегнуть себе… — что, что?

Кристиан посмотрел на то, о чем он думал. Эти штуки на ногах. Но слова, оставались недосягаемыми, невозможными для произнесения.

Проклятье.

Черт побери, черт, черт, черт. Проклятье!

Эти-то слова он знал. Он даже мог их произнести. Все остальное казалось недосягаемым.

Мэдди протянула ему тазик для бритья и провела по нему пальцами.

— Чистый.

Он кивнул.

Она подошла к двери и открыла ее, наклонившись, чтобы взять ведро. Кристиан неожиданно подумал, что сбежать сейчас было бы несложно. Он вскочил. Мэдди повернулась. Замок защелкнулся.

Кристиан смотрел на нее, тяжело дыша.

У него закружилась от волнения голова. Он ощущал возбуждение и какой-то необъяснимый страх. Если. Если удастся выбраться из камеры — что он будет делать? Куда он пойдет? Бежать. Бежать! Да. Его тело было готово, но мозг, казалось, находился в замешательстве. Налево, направо — куда ему повернуть? Именно это было жизненно важно. Там будут лестницы. Лестницы, двери, углы, стены… Проклятье!

Мэдди-девочка настороженно смотрела на него. Он осознал, что стоит, сжав кулаки, весь напряженный, готовый взорваться.

— Что случилось?

Он взял бы ее с собой. Она ему нужна. Мысль о том, чтобы выйти в мир одному, казалась пугающей и притягательной. Ему это казалось настолько необходимо, что даже в глазах потемнело.

Мэдди с ожиданием смотрела на него.

Он еле держался, положил руку на спинку стула и снова сел.

Она улыбнулась. Кристиан вздохнул и разжал руки.

— Вот, — сказала она. — Возьми бритву.

Он удивился.

— Вот.

Бритва возникла у него прямо перед носом. Он продолжал смотреть. В ее руке лежала настоящая бритва, а не мясницкий нож Обезьяны. Такая бритва была у него.

Его собственная бритва.

И его собственное — палец, золото, семья.

— Кольцо, — сказала она.

Его кольцо.

Он взял у нее кольцо левой рукой.

— Ты помнишь это кольцо?

Конечно, он помнил. Это была его печатка. Но он не мог сообразить, что надо делать с кольцом.

— Не помнишь? — она протянула руку.