Цветы корицы, аромат сливы

Коростелева Анна Александровна

Даже если дедушка был тем, чем казался, то есть жалким человеком в жалком положении, – не хватало духу его винить. Но тут была еще какая-то загадка. Сюэли абсолютно верил Итимуре, до мелочей; и при этом кожей чувствовал, что японцы были обмануты, только не понимал как.

– Имеются два вида туши цинмо – изготовленная на основе смоляной сажи и имеющая блеск и изготовленная на основе пережженных сосновых веток, не имеющая блеска. Этот вид туши особенно любим японскими каллиграфами.

Бабушка говорила, что дедушка пропал в войну. Раньше, очень давно, Сюэли думал:

«Ну, что ж, пропал… найдется». Потом он стал думать, что это «пропал» синонимично слову «погиб». Потом дедушки не было, не было, и он забыл и перестал вспоминать.

Сегодня вечером – звонок бабушке. После семинара, в семь, в Гуанчжоу будет одиннадцать вечера – нормально.

– После моих занятий вы посещаете курс китайского бизнес-сленга, да? – спросил Сюэли у своей группы. – Это очень чувствуется в ваших последних сочинениях, проникает во все поры, так сказать. Напишите к следующему разу сочинение о светлячке как символе краткости жизни.

– Ба, я знаю про театр теней. Расскажи мне, что там случилось, я не понимаю. Я нашел записки одного японца…

– Господина Цинму? – с интересом спросила бабушка.

– Нет, не Цинму, какого Цинму?.. Так вот, и там рассказано… как они отобрали у вас театр. Там удивительно описан дедушка. Я что, похож на него?

– Ты похож на него очень, очень, – сказала бабушка. – Точно не господина Цинму?

– Бабушка, записки лейтенанта Итимуры. Какая разница?.. Скажи мне, пожалуйста: дедушка сумел что-то сделать, чтобы театр не заработал без него? Просто отдать врагу вдруг оружие именного, точечного и массового поражения человек с его добродетелями не смог бы. Да? Или скажи, что нет, я пойду повешусь.

– Ах, ты всегда был таким нетерпеливым, – засмеялась бабушка. – Однажды, когда ты был еще маленький, моя подруга Мяо принесла тебе погремушку, но в эту самую минуту…

– Бабушка! – просительно сказал Сюэли. – Скажи: это было ужасное, голодное время – и у вас просто отняли театр, да? Ведь никакое золото не стоит этой вещи!

– Отняли, ай, отняли… Ах, отобра-али… – жалобно начала бабушка и вдруг кокетливо сказала: – Ничего они не получили, только копию. Они даже не видели настоящего театра. Только они в дверь – я уселась на него, распустила юбку и сидела себе целый день не слезая.

– Как копию?

– Театра было два. Твой дедушка сделал полную копию.

– Недействующую?

– Ну, разумеется, недействующую. Никто не понимает, как настоящий театр… излучает. Но внешнее сходство было изумительным. Сяо-яо прекрасно знал, что японцы за театром рано или поздно придут. Это дикие, бешеные люди. Только господин Цинму немножко отличался от других. Нет, когда надо, он и дикий, и бешеный, но в обычное время это культурный, очаровательный человек.

– Да кто такой этот господин Цинму?

– О!.. Единственный из них, кто умел и стать, и поклониться… Лицо прямо фарфоровое, как у Хэ Яня, который, хоть лица и не белил, а все-таки был восхитительно…

– Бабушка! – с нежным упреком сказал Сюэли.

Бабушку звали Шангуань Цю-юэ (

)

и, выйдя замуж за дедушку, она не поменяла свою древнюю аристократическую фамилию на фамилию Ли. Она получила тонкое домашнее воспитание и, что называется, умела привести в ответ канон. Что же ценила она в мужчинах, о том и толковать бесполезно – уже лет сто ничего из этого не находилось ни в ком.

– Они получили бесполезную копию.

– Неужели и Аоки не смог отличить?..

– Кто это – Аоки?.. Никто не смог отличить, никто. У твоего дедушки было необыкновенно много времени, чтобы сделать копию. Он делал ее еще с тридцать первого года.

– С восемнадцатого сентября.

– Как ты догадался?

– Нетрудно догадаться. Но демонстрацию он проводил на настоящем театре теней?

– Нет, на копии. На настоящем театре теней в тот день тоже посиживала я. На всякий случай.

– Но почему тогда… все сбылось? Как он это сделал?

– Ах, я не знаю! Он же мужчина, ему и думать о таких вещах. Как-то устроил всё. Провести демонстрацию на настоящем театре было невозможно – представь, сразу после постановки ему сковали руки, а что сделаешь со скованными руками? Но Сяо-яо и это предвидел. Поделом им. Ах, нет! Несказанно жаль, что так получилось с гоподином Цинму.

Теперь понятно, почему японцы не победили в войне. Их театр был бесполезен с военной точки зрения. Приятно подумать, какие политические пьесы они разыгрывали на его сцене, не понимая, почему ничего не срабатывает.

– Но в Россию дедушка бежал отчего – из-за гнева односельчан? Ведь люди обозлились, наверное. Все считали его предателем – как тут вынесешь…

– Нет, что ты. Подумаешь, косые взгляды соседей! В Россию он бежал, конечно же, от господина Чжунвэя. Ведь тот мог вернуться. По всем расчетам он должен был скоро вернуться, вместе с большой армией.

– Кто это?

– Это полубезумный цзюйжэнь со скелетом за пазухой. Оторвал лапу у какого-то бедного животного, живодер. Говорил по-китайски, даже шутил, знаешь, по-китайски, но всё так страшновато…

– Доктор Накао! А, верно, он пишется

Чжунвэй?

– Вот господин Цинму – тот, хоть и не говорил бегло по-китайски, а все же, знаешь, было видно, что это человек, который и ступить, и молвить умеет кстати. И какова же выходит награда с небес человеку хороших достоинств?.. Эй, послушай! А ты что же – думал, что твой дедушка отдал им настоящий театр? А, Хок Лай? А он ведь спасал его. Он бежал в Россию с настоящим театром!

«Я знаю, я нашел здесь кусочек этого театра», – хотел сказать Сюэли, но решил, что это может слишком сильно взволновать бабушку. Если дедушка пытался сберечь театр и все время был рядом с ним, то найти обломок от театра – не очень-то хороший знак, невольно начнешь думать, легкой ли смертью умер Ли Сяо-яо, если…