Цветы на нашем пепле
Шрифт:
Сказанное было для Ливьен настоящим откровением. Хотя, конечно, ей трудно было представить, что чувствовала бы она сама, роди она, к примеру, махаона… Конечно же это невозможно… Но ведь случилось же подобное с тремя сотнями самок-ураний!
По приглашению Ливьен Шалла с малышом поселилась в ее дупле. Потому-то Ливьен и не осталась в стороне, когда в поселке разразилась предсказанная Рамбаем трагедия.
Однажды дневной сон Ливьен был нарушен истошным визгом Первого. (Так иногда по традиции маака Ливьен называла внука.)
Рамбай стоял рядом с беспомощным видом, и Ливьен, обращаясь к нему, испуганно закричала:
– Что она с ним сделала?!
– Она ни в чем не виновата, – ответил тот взволнованно. – Рамбай не спал и всё видел. Его никто не трогал. Он сам вдруг начал визжать и биться… Шалла держит его, чтобы он не навредил себе сам.
– Что же с ним? – еще сильнее всполошилась Ливьен. – Может, он заболел?
И в этот миг в их дупло влетел Лабастьер. Окинув взглядом происходящее, он коротко бросил Рамбаю:
– Мне нужна твоя помощь, отец.
– Помощь? – По тому, как Рамбай произнес это слово, Ливьен еще раз почувствовала, что сердце мужа полнится обидой на сына. В том числе и как раз за то, что тот никогда еще не обращался к нему за помощью или за советом.
– Они убивают моих детей, – при всей своей сдержанности Лабастьер не мог скрыть смятения и боли.
– Откуда ты знаешь?
– Я – телепат, и они – тоже.
Рамбай схватил прислоненный к стене махаонский пружинный карабин и, не тратя больше времени на разговоры, двинулся вслед за сыном, который уже покинул дупло. Вооружившись искровиком, кинулась за ними и Ливьен. Рамбай попытался остановить ее:
– Будь с внуком!
– Там тоже мои внуки! – возразила она, и Рамбай промолчал.
Они летели втроем. Поселок звенел от истошного визга малышей-гусениц. Лабастьер торопливо объяснял:
– Когда сделали больно одному, было больно и остальным, и они сильно перепугались. Я тоже чувствовал эту боль… Они убили уже четверых. Но я не знаю, где!
– Что толку искать убитых?! – заявил Рамбай. – Нужно защитить остальных!
– Как? – вмешалась Ливьен. – Мы не можем оказаться в трехстах гнездах одновременно!
– Но мы можем остановить убийцу, – согласился с отцом Лабастьер. В этот момент они как раз подлетали к дуплу своих ближайших соседей.
– Кто он?! – вскричал Рамбай.
– Вальта.
Рамбай кивнул. В лице его не отразилось и тени удивления, Ливьен же сначала подумала, что она ослышалась. «Жрец Вальта?! Муж ее добрейшей подруги Сананы?! Мудрейший из известных ей ураний, тот самый, что первым принял правление Лабастьера и убедил остальных принять его… Тот самый Вальта, который организовывал последний Праздник Соития!..»
Из гнезда соседей раздавался приглушенный писк гусеницы. Выставив перед собой ствол карабина, первым туда влетел Рамбай. Ливьен и Лабастьер вломились вслед за ним.
Картина, которая предстала их взорам, мало чем отличалась от той, которую они только что оставили: две самки, молодая
Именно в тот момент, когда они вошли в дупло, малыш забился в приступе судорог. Ливьен посмотрела на Лабастьера, и ей стало страшно. Ее сын стоял привалившись спиной к стене и прижимая ладони к вискам. Его лицо, искаженное болезненной гримасой, было белым, как снег предгорий…
Поймав взгляд Ливьен, он выдавил из себя:
– Ещё один…
Тем временем Рамбай перекинулся несколькими фразами с хозяевами гнезда и сообщил:
– Вальты тут не было. Самки насмерть перепуганы тем, что творится с их чадом. Рамбай объяснил.
Лабастьер уже оправился от болевого шока:
– Спроси, есть ли у них оружие.
Рамбай выполнил это распоряжение и ответил:
– Да, у них есть лук, оставленный их бывшим мужем. Его убили махаоны, и самки научились…
– Скажи им, что я приказываю, – прервал Лабастьер. – Лук держать наготове. При появлении Вальты – стрелять, не вступая в переговоры. До того, как тот произнесет хоть слово!
Рамбай кивнул и стал переводить, а Ливьен обратилась к Лабастьеру:
– Почему Вальта делает это? И почему именно Вальта?
– Мне трудно понять его логику, – сказал тот. – Я знаю только одно: это межвидовая борьба…
Инструктаж самок закончился, маленький отряд вылетел наружу, и ситуацию объяснил Рамбай:
– Лабастьер обманул жреца. Тот поверил, что Лабастьер возродит племя, оплодотворив всех самок. Но родились только маака – враги ураний. Жрец предан своему племени, он мудр и умеет убеждать. Там, где он появляется, самки помогают ему убивать собственных детенышей.
Ливьен вспомнила слова Шаллы о том, что она любит Первого лишь тогда, когда забывает, что он – маака…
– Мы остановим его, – заявил Лабастьер. – Вальта не знал, что все мои личинки – телепаты. Если бы не это, в живых к утру не осталось бы ни одного.
Еще в четырех гнездах происходило то же. А в пятом они нашли самку, неподвижно сидящую на корточках перед задушенной гусеницей. Она не отвечала на вопросы Рамбая, и тот вскинул карабин.
– Не надо, – остановил его Лабастьер. – Этим ничего не исправишь.
– Она будет убивать других, – возразил Рамбай.
– Ты уверен?
– Да. Рамбай знает. Она помогла убить своего детеныша, будет убивать и чужих.
Лабастьер поднял автомат вслед за отцом, но не смог заставить себя выстрелить. Ливьен видела, как трудно самцам сделать необходимое. И она взяла это на себя. Очередь ее искровика успокоила совесть матери-убийцы.
…Приступы случались с Лабастьером еще несколько раз. Наконец в одном из гнезд они обнаружили жреца и его жену. Но сначала они увидели перед дуплом двух самцов с луками наизготовку. Рамбай не стал дожидаться, когда они выстрелят, и почти бесшумно уложил обоих лезвиями махаонского карабина. Не было сомнений в том, что Вайла именно тут. Так и оказалось. Он был безоружен. Вскочив с колен, он уставился на маака с беспомощной ненавистью во взоре.