Цветы подо льдом
Шрифт:
Но он был – о, сумасбродный глупец! – еще и солдатом, и ему нужно было воевать. Они могли убить его! У нее сжалось сердце от ужаса. Не просто так она радовалась вместе со всеми, что мужчины Макноррина сейчас находились в холмах: если б кто-то из них воспротивился закону, потакающему этому насилию, его уничтожили бы на месте.
Где-то прогремел выстрел, и мимо нее пронеслась собака Мейрид. О Боже! Доминик! Может, кто-то выпустил пулю из мушкета в его непокорное смелое сердце?
Она бросилась в ту сторону. Навстречу бежали женщины, некоторые из них были в крови, их фартуки,
Кэтриона юркнула за тлеющий коровник и остановилась затаив дыхание. Если ее сейчас обнаружат, она будет арестована. Вряд ли ей удастся незаметно проникнуть в Дуначен, ведь дорогу контролируют солдаты. А здесь, в пылающей деревне, – Доминик, и его тоже могут поймать. Тогда он попадет в тюрьму, а это для него страшнее всего на свете.
Совсем рядом происходил какой-то разговор. Она вдруг услышала, как Джерроу Флетчер сказал что-то и как ему стал отвечать Доминик. Голос Доминика был спокоен, слова слетали с языка как крошечные осколки льда, падающие в горящий очаг.
«Не сомневаюсь. Я не тороплюсь. Смерть через повешение еще никто не провозглашал достойным концом».
Жив! Слезы брызнули фонтаном и обожгли ей щеки. Черт бы побрал этого человека вместе с его английскими замашками! Она повернула за угол и увидела Доминика – пружинистого, сильного, золотистого, как само солнце. Он смотрел в лицо своему врагу, отделенный от него телом мертвого солдата. Пистолет Флетчера медленно опустился.
– По крайней мере получите отсрочку от эшафота.
Кэтриона закричала что-то по-гэльски и, подобрав булыжник, бросила его во Флетчера. Тот повернулся, и камень угодил ему в висок. Флетчер упал как подкошенный. Оружие выстрелило, но этот выстрел только поцарапал камни у него за спиной.
Задыхаясь, она глотала горячие слезы, от которых в горле образовался сгусток. Перед глазами все плыло, и лицо Доминика никак не попадало в фокус.
– Уходите отсюда, глупый человек! Ну что вы замерли как лунатик! – Она согнулась и села возле стены, обхватив голову руками, боясь упасть от слабости. – Вам нужно уходить в холмы, иначе они арестуют вас и повесят как собаку.
– Это я должен увести вас, прежде чем вы попадете к ним в лапы, – услышала она мягкий, насмешливый голос возле своего уха. – Признайтесь лучше, какие адские слова вы кричали Флетчеру?
Она посмотрела в бездонную зелень его глаз и ответила:
– Колдовское проклятие: «Чтобы тебя пронзила боль!»
Доминик обеими руками поднял ее лицо, наклонился и, поцеловав в губы, обжег ее горячим пламенем. Потом он снова прислонился к стене:
– Изабель тоже его ругала и предсказала ему необычную смерть.
– Я слышала, – сказала Кэтриона. – Не сомневайся,
– Я бы предпочел услышать, что его повесят за его преступления. – Доминик взял ее руку, и их пальцы переплелись. – Давайте поскорее уйдем от этого чертова места.
Они вместе пробежали мимо горящего коровника и, петляя между домами, скрылись под густыми кронами деревьев, среди желтого ракитника. Кэтриона отыскивала дорогу, увлекая Доминика все дальше в холмы, пока Ачнадрочейд не превратился в едва заметное пятно На горизонте.
Кэтриона задумчиво произнесла что-то по-гэльски. Доминик, лежа на спине подле нее, повернул голову.
– Ну вот опять! Мне и английский-то ваш понять непросто.
Она посмотрела отсутствующим взором и, спохватившись, пояснила:
– Это означает: «Доброе имя потерять легче, чем заслужить снова». Ведь это не вы закололи того солдата?
– Нет. Это сделал Флетчер. Только не думайте, что я не убил бы его, если б потребовалось.
– О, безумное создание! Нельзя этого делать!
– Хорошо, я бы не стал. Я бы убежал от рядового Смита, не лишая его жизни.
– Все равно теперь ваше имя будет обесчещено. Они оповестят весь Россшир, и за вами начнут охотиться. Вы боялись темницы, но это будет хуже, чем тюрьма. За убийство отправляют на эшафот.
– Тсс, – зашипел Доминик, пригибая ее к папоротнику. – Сюда скачут.
Кэтриона опустилась рядом с ним на хрустящие коричневые стебли, оставшиеся еще с прошлого года, прячась за вновь отросшими ветвями. Она лежала под молодыми зелеными листьями, сходящимися над головой, остро чувствуя рядом тепло его тела, вспоминая его вкус, запах и свои ощущения под звездами в башне Дуначена.
Стук копыт приближался. Сквозь изгибы густой поросли папоротника она видела черные ноги и коричневые животы лошадей, солдатские сапоги в железных стременах и сверкающую сталь шпор. Она прильнула к Доминику и затаила дыхание, пока всадники не проскакали мимо.
– Нам нужно где-то спрятаться на время, – прошептал Доминик.
– Следуйте за мной!
Не рискуя подняться, Кэтриона поползла на животе по папоротниковому ложу. Извиваясь и скользя, как змея, она добралась до берега какой-то речушки со склоненными над водой рябинами. В этих местах она знала каждое дерево и каждый камень. Здесь она играла ребенком, здесь однажды рассадила колено, и здесь Калем учил ее быстро вынимать нож и бесшумно ползать по-пластунски. Таким извилистым путем они попадали на лужайку возле реки, оставаясь под покровом деревьев невидимыми для тех, кто находился наверху.
Они шли вверх вдоль русла, мимо водопада и круч с внезапно падающими камнями, уходя от погони.
– Ну, вот, – сказала она наконец, – здесь можно спрятаться.
Доминик остановился и окинул взглядом усеянный цветами луг, оканчивавшийся входом в каменистую пещеру. Отверстие было загорожено дроком, и если бы Кэтриона не вывела их абсолютно точно, пещеру можно было и не заметить, зато от ее входа хорошо были видны и речушка, и луг, и выступающие за ними окутанные туманом скалы.
– Пещера Калема? – негромко спросил Доминик.