Цветы Шлиссельбурга
Шрифт:
Было у нас два ежегодных «доходных предприятия», очень быстро ставших традиционными, очень популярными среди петербургской публики. Одно — костюмированный вечер-маскарад на масленой неделе. Оттого, что билеты распространялись в определенном кругу — революционно-демократической интеллигенции, вечера эти протекали в очень уютной атмосфере. Второе — большой концерт артистов Московского Художественного театра во время ежегодных весенних гастролей его в Петербурге. Сейчас, более чем полвека спустя, глазами и слухом памяти я вижу лицо Василия Ивановича Качалова, слышу его голос в нежно-трагическом блоковском «О доблестях, о подвигах, о славе» или в злобно-торжествующем
А мы, участники «Шлиссельбургской группы», радовались еще, так сказать, дополнительно: своим бесплатным участием в концерте актеры-«художественники» сильно пополняли нашу небогатую кассу!
Так же безвозмездно выступали в других наших концертах драматические артисты, инструменталисты, певцы, иногда сверхпрославленные, сверхлюбимые публикой. Особо хочется вспомнить, с какой поистине миллионерской щедростью помогал нашей работе Леонид Витальевич Собинов!
Здесь, пожалуй, уместно сказать несколько слов о составе «Группы помощи политическим заключенным Шлиссельбургской каторжной тюрьмы».
Нас было 10 человек. Привожу — по алфавиту — фамилии. К сожалению, помню не все имена и отчества.
1) Аристова
2) Браудо, Любовь Исаевна
3) Бруштейн, А.Я.
4) Ильина
5) Каплан, Яков Максимович
6) Лихтенштадт, Марина Львовна
7) Познер, Ольга Сергеевна
8) Познер, — жена брата Ольги, имени не помню
9) Рысс, Мария Абрамовна
10) Фохт, Ольга Марковна.
Состав этот оставался неизменным до самой революции. Мы очень гордились тем, что не потеряли за все время ни одного человека, — это означало, что работали мы настоящим образом конспиративно.
С тех пор прошло 45 лет… Если кто-нибудь из этих людей жив еще и сегодня, пусть откликнется!
7. Соборное карцерное сидение
Бывает так: в большом коллективе людей у кого-нибудь одного возникнет мысль. Самая простая мысль, непритязательная, ничем не выдающаяся… И внезапно, как искра по нитке, мысль эта обежит всех остальных, зажжет в них ответный огонь — и станет всеобщей! Трудно даже вспомнить, кто первый высказал ее, высказал несмело, почти вопросительно: «А что, если бы..?»
Так случилось однажды в Шлиссельбургской каторжной тюрьме. Кто-то неожиданно высказал мысль: «А что, если бы превратить большой крепостной двор в благоустроенное место для прогулок, с разбитым вокруг цветником?»
Многим это показалось поначалу фантастическим. Так называемый прогулочный двор находился в северо-западном углу крепостной территории, — туда выводили заключенных для ежедневной прогулки, там молодые порой даже играли в подвижные игры, возможные для игроков, закованных в кандалы: в пятнашки, в городки. Невозможна была чехарда: слишком больно били цепи по спинам стоящих внизу!
Этот прогулочный двор походил на громадную свалку. Он буквально зарос вековой грязью, был засыпан камнями, обломками кирпича, всяким
Однако, раз возникнув, мысль эта уже не захотела умирать. Ее сразу горячо подхватили многие заключенные.
В «старом Шлиссельбурге» — до 1905 года — существовали цветочные и огородные грядки, обрабатывали их заключенные на дробных клочках земли. Много лет на большом тюремном дворе Шлиссельбургской крепости росла яблоня, — ее посадил народоволец М.Ф. Фроленко на том месте, где были расстреляны Мышкин и Минаков, где повесили Рогачева и Штромберга, а позднее — А. Ульянова, Андреюшкина, Генералова, Осипанова и Шевырева. Эта «яблоня Фроленко» дожила и до «нового Шлиссельбурга». О ней пишут в своих воспоминаниях иные из бывших заключенных «нового Шлиссельбурга».
О тяге заключенных ко всему живому, растущему, нуждающемуся, как дети, в покровительстве и заботе, говорят все, знающие тюремный быт, все, писавшие о тюрьмах и их обитателях. Существует старый-престарый рассказ об узнике, приручившем в своей тюремной камере паука. Паук не боялся, не убегал от него, и это доставляло узнику радость. Но паук надоел тюремщикам, а может быть, он нарушал их представления о чистоплотности? И один из тюремщиков прихлопнул паука. Не знаю, насколько достоверен этот рассказ, — да ведь дело здесь и не в его достоверности: важно то, что он дает понять, как велико может быть одиночество человека, запертого в одиночной тюрьме, его тяга к живым существам, настолько сильная, что заключенный может радоваться даже омерзительному пауку! Есть в литературе немало рассказов и о том, какое оживление в жизнь тюрьмы может вносить какой-нибудь приблудный щенок или котенок.
В том же «старом Шлиссельбурге» заключенные одно время разводили кроликов. «Это, — пишет в своих воспоминаниях М.В. Новорусский (журнал «Былое», 1906 года, сентябрь), — создавало вокруг нас как бы иллюзию жизни в домоводстве… вносило даже своеобразный элемент нежности, обычно совершенно чуждый среде, где отсутствуют дети и вообще существа, вполне беспомощные». Характерно для отношения почти всех заключенных к этим кроликам, что их не уничтожали и не ели, — тех же немногих, кто это делал, считали чуть ли не людоедами!
Сам Михаил Васильевич Новорусский, проведший в «старом Шлиссельбурге» более 20 лет, пишет в своих воспоминаниях о том, как он пытался высидеть цыплят. С большим трудом добыв у стражи два куриных яйца, М.В. Новорусский привязал их полотенцем к телу и в течение инкубационного периода согревал их собственным теплом. Днем это было неудобно, ночью — мучительно: боязнь раздавить будущих цыплят не давала спать.
Труды и тревоги Михаила Васильевича пропали даром: яйца были не свежие, даже, как оказалось, тухлые. Никаких зародышей будущих цыплят в них не было. Но М.В. Новорусский не оставил своей затеи. Он попытался сконструировать нечто вроде самодельного инкубатора (одна из построенных им моделей, как он узнал позднее, в точности совпадала с инкубатором, изобретенным в XVIII веке знаменитым химиком Лавуазье, преподнесшим его в дар королеве Марии-Антуанетте для забавы!). Построив этот примитивный инкубатор, М.В. Новорусский добыл яиц, на этот раз свежих… «Едва ли, — писал он в тех же воспоминаниях, — кому-нибудь еще из куроводов всего света инкубация доставила столько бессонных ночей!» Приходилось чуть ли не ежечасно вставать, проверять нагрев и т. п.