Цветы Сливы в Золотой Вазе или Цзинь, Пин, Мэй

Автор неизвестен

– Брат Ин попросил, – говорил он. – Вторая дочь у него тоже подросла, а денег нет. Ему и одолжил.

– Вот оно что! – воскликнула Юэнян. – Наконец-то у него наследник появился. А ведь он уже в годах. Жена-то, наверно, обрадовалась. Надо будет ей что-нибудь послать в подарок.

– Непременно! – поддержал ее Симэнь. – А месяц исполнится, пусть вас на угощение приглашает. Надо ж посмотреть, как Чуньхуа выглядит.

– Выглядит, как и все, – засмеялась Юэнян. – Наверно, и глаза, и нос – все как полагается.

Она велела Лайаню пригласить шурина Мэна. Немного погодя появилась Мэн Юйлоу

с братом. После взаимных приветствий Симэнь и Мэн Жуй завели беседу. Хозяин провел гостя в кабинет, где сидел Ин Боцзюэ, и распорядился накрывать стол.

Подали угощения и вино, и они сели пировать втроем. Симэнь распорядился принести еще прибор и пригласить сюцая Вэня.

– Учителя Вэня нет дома, – вскоре доложил Лайань. – В гости к учителю Ни отбыли.

– Зятя позови, – наказал Симэнь.

Появился Чэнь Цзинцзи и, обменявшись приветствиями с Мэн Жуем, сел сбоку. Симэнь поинтересовался, когда Мэн Жуй намечает выезд и как долго продлится его путешествие.

– Отбыть собираюсь второго в будущем месяце, – говорил Мэн Жуй, – а сколько займет поездка, сказать пока трудно. В Цзинчжоу надо будет закупить партию бумаги, а в Сычуани и южных провинциях – благовония и воск. Так что год или два потребуется. Туда направляюсь через Хэнань, Шэньси и Ханьчжоу, а возвращаться думаю водным путем – через Сяцзян и Цзинчжоу. В оба конца тысяч восемь ли выйдет.

– А сколько же вам лет? – спросил Боцзюэ.

– Двадцать шесть, – ответил Мэн Жуй.

– Такой молодой – и столько земель повидать! – говорил Боцзюэ. – Мы же вот до седых волос дожили, а все дома сидим.

Подали новые кушанья, наполнили чарки. Мэн Жуй пропировал до заката, потом откланялся. Его проводил Симэнь и вернулся к столу. Немного погодя слуги внесли два только что купленных сундука, и Симэнь велел Чэнь Цзинцзи наполнить их добром. Юэнян достала принадлежавшие Пинъэр два комплекта парчовых одежд, которые положили в сундуки вместе с жертвенными слитками серебра и золота.

– Нынче ведь шесть седмиц после ее кончины, – говорил, обращаясь к Боцзюэ, Симэнь. – Вместо панихиды совершим сожжение этих сундуков.

– Как же бежит время! – воскликнул Боцзюэ. – Уж полтора месяца пролетело.

– Пятого семь седмиц выйдет, – говорил Симэнь. – Тогда уж закажем панихиду с чтением канонов.

– На этот раз, брат, позови читать буддийские каноны, – посоветовал Боцзюэ.

– Мне Старшая говорила, – пояснял Симэнь, – что покойница после появления сына обрекалась заказать молебен с чтением из «Канона об очищении от крови» [5]. Она и сама хотела, чтобы за нее помолились буддийские монахини во главе с двумя инокинями, которые ее навещали.

На дворе стало смеркаться.

– Мне пора, – заключил Боцзюэ. – А то тебе еще жертвы невестке принести надо.

Боцзюэ склонился в почтительном поклоне.

– От всей души благодарю тебя, брат, – говорил он. – Твоей щедрой милости мне по гроб не забыть.

– Ну, довольно, сынок! – оборвал его Симэнь. – Ты лучше не забудь, что через месяц невесток принимать придется. Они с подарками к тебе придут.

– Зачем же им на подарки разоряться? – воскликнул Боцзюэ. – Я сам им приглашения пошлю. Пусть осветят своим присутствием мою жалкую лачугу.

–

Да не забудь Чуньхуа нарядить и ко мне проводи, – продолжал Симэнь.

– Чуньхуа теперь сыном обзавелась и в тебе совсем не нуждается, – говорил Боцзюэ. – Она мне сама так сказала.

– Пусть чепуху не городит! – твердил свое Симэнь. – Погоди, я ей покажу, как только явится.

Боцзюэ с деланным смехом удалился, а Симэнь велел слугам убрать посуду и направился в покои Пинъэр, где Чэнь Цзинцзи с Дайанем приготовили жертвенные сундуки.

В тот день пожертвования были доставлены из монастырей Нефритового владыки, Вечного блаженства и Воздаяния. Даосские монахи прислали изображение своего святого, Совершенного господина Драгоценной чистоты и светлого воплощения, а буддийские – одного из десяти царей загробного мира – Великого владыки превращений из шестого дворца преисподней. От шуринов Хуа Старшего и У Старшего принесли по коробке с кушаньями и жертвенные предметы.

Когда Инчунь расставила кушанья и сладости, зажгла благовония и свечи, Симэнь велел Сючунь пригласить Юэнян и остальных хозяек. После сожжения жертвенной бумаги вынесли за ворота сундуки с жертвенными принадлежностями, и Чэнь Цзинцзи присутствовал при их сожжении, но не о том пойдет речь.

Да,

Душа достойной, благородной не умирает вместе с телом, И возрожденье к новой жизни становится ее уделом.

Если хотите узнать, что случилось потом, приходите в другой раз.

ГЛАВА ШЕСТЬДЕСЯТ ВОСЬМАЯ

ЧЖЭН АЙЮЭ, КОКЕТНИЧАЯ, ДАЕТ ПОНЯТЬ О СВОЕМ СКРЫТОМ НАМЕРЕНИИ.

ДАЙАНЬ СБИВАЕТСЯ С НОГ В ПОИСКАХ ТЕТУШКИ ВЭНЬ.

Увы, увяла красота

цветов последних навсегда,

И на рассвете за окном

лишь хлопья белые танцуют.

Побили пышную листву

и умертвили холода,

Вас, покровители цветов,

ничьи призывы не волнуют.

Очнулся от весенних грез –

тоски осенней не избыть.

Принесший об Улине весть

исчез [1]– стою пред гладью водной.

Игрою на свирели мне

печаль хотелось бы излить,

Да ветер хлещет по лицу,

сырой, порывистый, холодный.

Итак, сжег тогда Симэнь бумажные деньги перед поминальной дщицей Ли Пинъэр и отправился ночевать к Пань Цзиньлянь.

На другой день Ин Боцзюэ прислал ему лапши долголетия, а потом прибыл Хуан Четвертый с шурином Сунь Вэньсяном. Они преподнесли Симэню свиную тушу, жбан вина, двух жареных гусей, четырех куриц и две коробки фруктов. Симэнь никак не хотел принимать подарки, но Хуан Четвертый беспрестанно кланялся и вставал на колени.

– Мы не знаем, как нам благодарить вас, батюшка, за спасение Сунь Вэньсяна, – говорил он. – За неимением ничего другого умоляем принять эти скромные знаки нашего искреннего почтения. Примите, сгодятся слуг побаловать.