Цветы Сливы в Золотой Вазе или Цзинь, Пин, Мэй
Шрифт:
– Слушай, Попрошайка! – предупреждала Айюэ. – Если не встанешь на колени, хоть век упрашивай, пить не буду.
– Встаньте же, батюшка, ради шутки встаньте, – просил Хуан Четвертый. – Может, она и смилуется.
– Простить не прощу, – отвечала Айюэ. – Дам пару пощечин и тогда осушу чарку.
– Вот ведь негодница! – ворчал Боцзюэ. – Хоть бы почтенного учителя Вэня постеснялась. Пристала с ножом к горлу.
Однако ему ничего не оставалось делать, и он опустился на колени. Айюэ не спеша засучила расшитый рукав, из-под которого показались тонкие, как стрелки лука весной, пальчики.
–
– Нет, я больше не посмею грубить тебе, Айюэ, – громко поклялся припертый к стенке Боцзюэ.
Айюэ дала ему две пощечины и осушила кубок.
– Вот потаскушка! – вставая, ругался Боцзюэ. – Нет у тебя ни совести, ни сочувствия. Все до дна выпила, хоть бы глоток оставила.
– Встань еще на колени! – говорила Айюэ. – Угощу.
Она наполнила до краев кубок и со смехом опрокинула его Боцзюэ прямо в рот.
– Негодница! – заругался Боцзюэ. – Весь халат залила. Я ж его первый раз надел. Придется с твоего возлюбленного взыскать.
После шуток все вернулись на свои места. Пришло время зажигать огни. Угощения кончились. Дайаня, Циньтуна, Хуатуна и Ин Бао угощали горячими кушаньями, вином и сладостями в покоях хозяйки.
Подали фрукты. Оттеснив сюцая Вэня, Боцзюэ хватал их со стола и отправлял в рот, а потом стал прятать в рукав.
Симэнь велел подать кости и предложил сюцаю Вэню начать игру.
– Что вы, что вы, почтеннейший сударь! – отказывался сюцай. – Вы начните.
Сели Симэнь и У Иньэр. Под пение четырех певиц было брошено двенадцать костей, и Симэнь выиграл. Все осушили по чарке. Иньэр обернулась к Вэню и Боцзюэ и выиграла у них партию. Айсян поднесла Симэню чарку вина, и они стали играть на пальцах. Потом Айюэ выиграла у Симэня, а Иньэр поднесла Ли Чжи и Хуану Четвертому по чарке.
Айюэ удалилась в спальню и вскоре появилась в новом одеянии. В узорной парчовой накидке, на которой красовались пробивающиеся сквозь дымку языки пламени, в бирюзовую крапинку бледно-желтой юбке из ханчжоуского шелка с золотою бахромой по подолу, из-под которой виднелись расшитые цветами панталоны и остроносые, похожие на клюв феникса, ярко-красные туфельки, она выглядела настоящей красавицей. В обрамлении мягкой выдры и пушистого зайца напудренное личико Айюэ казалось при свете огней еще более белым и нежным.
Только поглядите:
Облик девы беспечной При полночной луне Белизной – безупречный, Словно снег по весне. Глаз сверканье подвижных, Полукружье бровей, Губы пухлые, вишни И сочней и алей! Ты стройна и изящна, Как бамбук молодой, – Как скульптурка из яшмы, Фитилёк златой. Грудь вздымается нежно – Абрикос налитой… Ночь любви неизбежна, Обопрись на ладонь!Айюэ сразу
Симэнь снял верхний халат и, оставшись в легком белом одеянии, разместился вместе с Айюэ на кровати.
– Вы, батюшка, сегодня у нас заночуете, да? – спросила Айюэ и положила ноги ему на колени.
– Нет, домой поеду, – отвечал Симэнь. – Во-первых, здесь Иньэр – неудобно, а кроме того, я лицо официальное, чиновное, а мы инспектора ждем. Как бы не нажить неприятностей. Уж я лучше как-нибудь к тебе днем загляну, ладно? Да, от души благодарю тебя за крендельки. Правда, целый день я тогда себе покою не находил. Ведь такие готовила только покойная Шестая. А после нее никто из домашних не умеет.
– Но их сделать большого труда не составляет, – заверила его Айюэ. – Надо только составные части правильно положить. Я тогда немного приготовила. Вам они, знаю, нравятся, вот я и велела Чжэн Чуню отнести. А орехи я сама нагрызла и у платка на досуге кисти выделала. Орехи, слыхала, Попрошайка Ин чуть не все съел.
– А чего ты хочешь от бесстыжего Попрошайки! – говорил Симэнь. – Не успел я оглянуться, как он сгреб пригоршней. Мне только попробовать удалось.
– Ишь какой он ловкий! – негодовала Айюэ. – Только я и мечтала его ублажать! Да! Я вам, батюшка, очень благодарна за сливы в мундире. Видели бы вы, как они понравились нашей матушке. Она как раз простудилась и всю ночь кашляла, нам покоя не давала. Но стоило ей взять в рот эту сливу, как сразу же появилась мокрота, и она успокоилась. Так что нам с сестрицей их немного перепало. Мамаша у нас вместе с банкой забрала, и мы, разумеется, не решились у нее спросить.
– Не огорчайся! – успокоил ее Симэнь. – Я вам завтра еще банку пришлю.
– А с Гуйцзе вы на этих днях виделись? – поинтересовалась Айюэ.
– Нет, с самых похорон ее не видел.
– А в пятую седмицу она что-нибудь вам прислала?
– Да, с Ли Мином.
– У меня к вам, батюшка, дело есть, – заговорила наконец певица. – Только если вы будете держать в тайне…
– Что такое? – спросил Симэнь.
Айюэ замялась.
– Нет, не скажу, а то сестры попрекать начнут, – после раздумья вымолвила Айюэ. – Скажут, за глаза сплетни распускаю. Неудобно.
Симэнь обнял ее.
– Ну скажи, в чем дело, – просил он. – Говори уж, болтушка, никому не передам.
Когда их разговор зашел довольно далеко, в спальню нежданно-негаданно ворвался Боцзюэ.
– Ну их хороши же вы, однако! – громко заговорил он. – Нас бросили, а сами любезничают.
– Ой! – воскликнула Айюэ. – До смерти напугал, настырный Попрошайка! Куда тебя занесло?!
– Уйди отсюда, пес дурной! – заругался Симэнь. – Что ж ты оставил и Куйсюаня, и Иньэр?