Цветы Сливы в Золотой Вазе или Цзинь, Пин, Мэй
Шрифт:
– Мамаша дело говорит, – в один голос выпалили бездельники. – Давно б тебе, мамаша, выйти да сказать толком, мы бы тихо-мирно обождали, а то, знай, твердят: «дома нет» и весь разговор. Да мы, что ли, кашу заварили? Ведь нас из-за него выпороли. Его в управу требуют, а они заладили свое. Пировать ты первый, а ответ держать? Ты нас поймешь, мамаша. Раз ты вышла, мы тебе откроемся. Попросила бы от нашего имени у хозяйки, пусть немножко подкинет, на том бы и покончили. Тогда он может не показываться, если не желает. В управе быстрее разберутся. Заберут и допросят.
–
– Вот мамаша – душа человек! – воскликнули все. – Точно, после порки глотка в рот не брали.
Тетушка Вэнь удалилась в дальние покои и поторопила, чтобы купили на два цяня вина, на один цянь сладостей, а также свинины с бараниной и говядины. Закуски разложили на большие блюда и подали пришельцам.
Пока в гостиной шел пир горой, Ван Третий облачился в темный халат, повязал повязку студента и написал прошение. Тетушка Вэнь потихоньку провела его через задние ворота, и они пешком направились прямо к Симэню. Ван Третий на всякий случай укрыл лицо пылезащитной маской. Когда они остановились у парадных ворот, тетушку Вэнь сразу узнал привратник Пинъань.
– Батюшка только что направились в залу, – сказал он. – В чем дело, мамаша? Сваха протянула ему визитную карточку.
– Будь добр, братец, доложи, – попросила она и, обратившись к Вану, попросила два цяня серебра, которые тотчас же протянула Пинъаню. Привратник только тогда согласился доложить хозяину.
Симэнь взял визитную карточку. На ней значилось: «По-родственному преданный Ван Цай коленопреклоненно бьет челом». Хозяин велел позвать сначала тетушку Вэнь и, расспросив в чем дело, распорядился открыть двери большой залы. Слуги поспешно отдернули тяжелые зимние занавеси и ввели Вана Третьего.
На Симэне, вставшем ему навстречу, была парадная чиновничья шапка и домашнее платье.
– Что ж ты мне раньше не сказала, мамаша? – деланно воскликнул, обращаясь к свахе, Симэнь, когда увидел вошедшего в парадном облачении. – У меня такой затрапезный вид. Симэнь послал, было, слугу за халатом, но Ван удержал его.
– Зачем это, досточтимый дядюшка? – говорил Ван. – Я ж осмелился нарушить ваш покой. Не извольте беспокоиться, прошу вас!
Когда они прошли в залу, гость попросил хозяина занять подобающее место, чтобы отвесить ему земной поклон.
– Вы мой гость, – заявил тот с улыбкой и поклонился первым.
– Как я виноват перед вами, дядюшка, – начал Ван. – Давно собирался засвидетельствовать вам свое почтение, но до сих пор мне не представлялся случай.
– К чему церемонии?! – заметил Симэнь.
– Разрешите мне попросить прощение за столь запоздалый визит, – продолжал пришедший, – и как племяннику почтить вас глубоким поклоном.
Симэнь наконец уступил его просьбам, а когда тот встал, предложил сесть. Ван из почтительности присел на край кресла. Подали чай. Гость глазел на расставленные повсюду узорные ширмы и висевшие на стенах отделанные золотом свитки пейзажной живописи
– У меня к вам просьба, – обратился наконец Ван Третий к хозяину. – Но я никак не решусь утруждать вас, достопочтенный дядюшка.
Он достал из рукава бумагу и, протянув ее Симэню, опустился несколько поодаль на колени.
– Дорогой друг мой! – воскликнул Симэнь и дал знак рукой, чтобы гость встал. – В чем дело? Говори же!
– Ваш племянник так виноват перед вами, – заговорил Ван. – Вся моя надежда только на вас, почтеннейший дядюшка. Может, ради военных заслуг моего родителя, верноподданного сановника его величества, вы сочтете возможным простить меня, бесталанного. Я виноват по неведению. Сделайте милость, избавьте меня от допроса. Я на краю гибели, спасите меня, верните к жизни, умоляю вас! Не знаю, как мне благодарить вас, дядюшка. Я трясусь от страха. Симэнь развернул бумагу. В ней значились Чжан Лоботряс и компания.
– Опять эти бродяги! – недоумевал Симэнь. – Я ж им всыпал сегодня как полагается и отпустил. Чего ж они к тебе пристают?
– Видите ли, в чем дело, – объяснял Ван. – Они утверждают, будто их, избитых, вы послали за мной. Меня, говорят, в управу на допрос требуют. Такой они у нас в доме шум подняли, ругались, деньги вымогали. Прямо спасенья нет. И пожаловаться некому. Вот я и пришел, дядюшка, просить у вас прощения. С этими словами он достал лист подношений и вручил Симэню.
– Это еще что! – возразил Симэнь. – Вот проклятые бродяги! Я ж их по-хорошему отпустил, так они людям покою не дают. Симэнь вернул Вану Третьему лист и продолжал:
– Я тебя, друг мой, больше не задерживаю. Иди себе спокойно домой, а их я сейчас же велю взять под стражу. С тобой же мы, надеюсь, скоро увидимся.
– Что вы, дядюшка! – говорил Ван. – Это я обязан к вам явиться и отблагодарить за участие.
Рассыпаясь в благодарностях, Ван Третий направился к выходу. Симэнь проводил его до внутренних ворот.
– Мне неудобно выходить на улицу в таком виде, – сказал он.
Ван, надвинув на глаза пылезащитную повязку, вышел из ворот и, сопровождаемый слугой, направился восвояси. Тетушка Вэнь задержалась у Симэня.
– Смотри, не спугни их! – наказал ей Симэнь. – Я сейчас же людей пошлю.
Тетушка Вэнь с Ваном Третьим незаметно прошли в дом. Тут же к дому явились сыщик и четверо солдат. Бездельники тем временем справляли веселый пир. Вдруг к ним ворвались сыщик с солдатами и без разговоров всем надели наручники. Перепуганные гуляки со страху побледнели, как полотно.