Цветы Сливы в Золотой Вазе или Цзинь, Пин, Мэй
Шрифт:
Воцарилась тишина. Наконец, объявлена была Высочайшая воля:
«Преданность и верность усматриваем Мы в сей хвале мудрого сановника, и радостью исполняется Наше сердце. Объявляем: новый год именовать впредь первым годом Двойной Гармонии [63], о чем в первый день нового года будет доведено до сведения Небес. Ознаменовать сие событие амнистией и награждением отличившихся».
Государев Наставник Цай Цзин принял Высочайший указ и вернулся на свое место.
– Есть желающие обратиться к Его Величеству? Выходите! – обратился глашатай. – Если нет, Высочайшая аудиенция окончена.
Не успел он кончить, как из рядов сановников вышел, поклонившись, вельможа с опущенной дщицей, которую держал перед собой. В темно-красном халате, с нефритовым поясом, на котором красовался золотой замок-рыба,
– Аз, верноподданный Чжу, – Муж светлых заслуг, Главнокомандующий войсками Вашего Величества телохранителей и карателей, Пестун Государев и Пестун Наследного принца, представляю Вашему Величеству судебных надзирателей в чине тысяцких, во главе с Чжан Луном, общим числом двадцать шесть, со всей Поднебесной – с обеих берегов реки Хуай, из двух частей Чжэцзяна, Шаньдуна, Шаньси, Хэнани, Хэбэя, Гуандуна, Гуанси, Фуцзяни, Гуаннани и Сычуани. Проведена была инспекция их служебной деятельности и решено, кто заслуживает перемещения и повышения. Вызвав их для обмена свидетельств на должность, верноподданный Вашего Величества не решился действовать по собственному усмотрению, а посему представляет Вашему Величеству в ожидании Высочайшего решения.
Было оглашено Высочайшее утверждение:
«Согласно действующему положению свидетельства выдать».
Главнокомандующий Чжу Мянь принял приказ и вернулся на свое место.
Сын Неба опустил рукава драконова халата, что означало конец аудиенции, и вернулся во внутренние покои. Сановники стали расходится. Двумя рядами проследовали они через Церемониальные ворота. Двенадцать слонов, не дожидаясь своих смотрителей, шествовали своим путем впереди полководцев и начальников. Послышался лязг брони. Потом из ворот стали выходить вооруженные мечами богатыри и полки «Красные войска». Засверкали копья. Около императорского дворца царила настоящая сутолока. Смешались колесницы и экипажи, кони и отряды стражи. Казалось, разбушевавшееся море опрокидывает громады волн – такой стоял шум толпы. Будто рушились горы и разверзалась земля – так ржали и ревели кони.
Покинув дворец, надзиратели вскочили на коней и поскакали в управление для получения дальнейших распоряжений, но оно оказалось запертым.
Наконец, появился секретарь с печатью в руке и объявил:
– Его превосходительство нынче не принимают. Паланкин уже подан к западным воротам. Отбывают к их превосходительствам Цаю и Ли на пиры по случаю Зимних торжеств.
Надзиратели разъехались.
Симэнь и Хэ Юншоу вернулись домой. На другой день они получили в управлении свидетельства и зарегистрировались в Военном ведомстве. Симэнь заехал попрощаться с дворецким Чжаем, упаковал одежды, собрал вещи и вместе с Хэ Юншоу они были готовы тронуться в путь.
Хэ И устроил накануне вечером прощальный пир и наказал племяннику:
– Смотри, во всем слушайся господина Симэня! Не делай по-своему. А то, чего доброго, нарушишь этикет.
Из Восточной столицы они отбыли в одиннадцатой луне одиннадцатого дня. Их сопровождало не меньше двух десятков лиц. Когда они вышли на Большой Шаньдунский тракт, уже стояли зимние морозы, да такие лютые, что капли воды замерзали на лету. Им встречались глухие предместья и запущенные дороги. На голых деревьях сидели замерзшие вороны. Поредевшие леса едва освещались косыми лучами тусклого солнца. Под вечер снеговые тучи сгущались над речными переправами. Одна гора оставалась позади, другая вырастала впереди. Селение за селением миновали путники, а когда перебрались через Хуанхэ, то близ речной таможни у Восьмигранного городка на них неожиданно налетел сильный порыв ветра.
Только поглядите:
То был не тигра рев и не драконово рычанье громовое. То с воем поднялся холодный ураган. С силою ветер путникам в лица хлестал. Мороз пронизывал до самых костей. Нельзя укрыться было под сенью ив – там приютились водяные, притаились монстры с гор. То заволокло – ни зги не видно было. Немного погодя исчезла мгла, уплыли тучи. Пара вспугнутых чаек вспорхнула с зеленого тополя возле плотины. Утка с селезнем – чета неразлучная – взмыла ввысь из прибрежной осоки. А поглядите туда! Как развевает занавесь оконный ветер, тушит серебряный светильник, проносится по залам расписным, раздувает газовые одеянья, танцует и порхает неустанный по цветам и ивам. Вот зловещий мрак сгустился. Вздымался песок, летели
Симэнь Цин и Хэ Юншоу при таком ветре были не в силах продвинуться ни на шаг вперед в своих покрытых коврами теплых паланкинах. Время клонилось к вечеру.
– Не заночевать ли нам в ближайшей деревне, – посоветовал Хэ Юншоу, с опаской поглядывая на густой лес, где могли повстречаться грабители. – Может, завтра ветер утихнет, тогда продолжим путь.
Долго они искали ночлега. Наконец-то вдали показался старинный монастырь, наполовину обнесенный стеной, около которой росли редкие ивы.
Только поглядите:
Мох и трава — вместо каменных стен, Залы и кельи — безвременный тлен. Путнику уснёт на изъеденных плитах. Иноки зыбки в предвечной молитве.Симэнь и Хэ Юншоу остановились в этом буддийском монастыре, который назывался Обителью Желтого Дракона. Они нашли в ней всего лишь нескольких погруженных в созерцание монахов, которые сидели в полной тьме. Обитель почти рухнула. Только бамбуковая изгородь кое-как отделяла их от остального мира.
Вышел настоятель и, поприветствовав гостей, велел вскипятить чаю и задать сена лошадям.
Когда подали чай, Симэнь достал из дорожной сумы вареную курицу, копченой свинины, пирожков с фруктовой начинкой и других сладостей. Они с Юншоу кое-как закусили, отведали соевой похлебки, которую им подали, и легли спать.
На другой день ветер утих, стало проясняться. Они одарили настоятеля ляном серебра и снова отправились в путь на Шаньдун.
Да,
На службе у государя не нужно бояться лишений – Через заставы и горы скачи ко двору без сомнений; Ночуй у монахов в храме, впотьмах созерцающих бога, Тогда убежишь печали, тогда отойдет тревога.Если хотите узнать, что случилось потом, приходите в другой раз.
ГЛАВА СЕМЬДЕСЯТ ВТОРАЯ
Сменяется стужа зноем,
весна – осенними днями,
А я – на далекой чужбине,
по-прежнему я скитаюсь.
Со скарбом бреду, гонимый
морозами да ветрами,
Лью слезы на службе вану [1],
в пути многодневном маюсь.
Волна судьбы то возвысит,
а то – низвергнет в пучину.
Пирушки ль тоску развеют
с красотками ли забавы?..
Недавний юнец, вглядись же
печально в свои седины:
Пора прекратить погоню
за выгодой да за славой.