Цветы Сливы в Золотой Вазе или Цзинь, Пин, Мэй
Шрифт:
– Раз Лунси не приедет, значит пришлет посыльных, чтобы перевезти семью? – спросил Чжоу.
– Разумеется, – отвечал Симэнь. – Только в следующем месяце, не раньше. Господину Хэ пока придется пожить в управе. Потом он въедет в дом господина Ся. Это я устроил.
– Чудесно! – воскликнул Чжоу и, увидев накрытый стол, спросил: – Кого же вы принимаете?
– Да вот господина Хэ по случаю приезда на чарку вина пригласил, – пояснял Симэнь. – Неудобно, мы ведь сослуживцы …
Они выпили по чашке чаю, и Чжоу Сю стал откланиваться.
– Я вас,
– Не извольте беспокоится! – заверял его Симэнь. – Я вам очень признателен за внимание.
Они обменялись поклонами, Чжоу Сю вскочил на коня и отбыл, а Симэнь, сняв с себя парадные одежды, вернулся к столу. Гости перешли в кабинет.
Тысяцкий Хэ прибыл только после полудня. Когда он обменялся с У Старшим и остальными приветствиями и любезностями, все сели. После чаю сняли парадные одежды.
Тысяцкий Хэ сразу понял, насколько богат Симэнь. Посреди залы в золотой жаровне горел фигурный уголь, были спущены занавеси. Гостей услаждали певцы.
Один аккомпанировал на серебряной цитре, другой – на нефритовой лире, третий – на лютне, а четвертый кастаньетами из слоновой кости отбивал такт. Стол ломился от яств, в нефритовых кубках искрилось лучшее вино. Казалось, весною веяло над пирующими, тепло и дружелюбие царило в зале.
Да,
Вино ароматное пенится, кубки златые так сладки! И пение цитры, и звон кастаньет на мотив «Куропатки»!Пировали до наступления первой ночной стражи. Тысяцкий Хэ отбыл в управу, откланялись шурин У Старший, Ин Боцзюэ и сюцай Вэнь. Симэнь отпустил певцов, распорядился, чтобы убрали посуду, а сам направился в спальню Цзиньлянь.
Цзиньлянь не пожалела румян, белил и пудры. Совершив омовение душистой водой и одевшись в новое платье, она ждала Симэня. Веселая и улыбающаяся, она бросилась ему навстречу, помогла раздеться и велела Чуньмэй скорее подавать чай. После чаю они легли. Пропитанная ароматами постель оказалась такой теплой, будто под парчовым пологом расцвела весна. Укрывшись одеялом, он с наслаждением прильнул к ней, припал к ее нежной груди. Ее уста источали запах гвоздики, в ее тугих локонах сверкали жемчужины.
Во время игры дождя и тучки Цзиньлянь угождала Симэню как только могла. После того, как Симэнь излился потоком, любовников продолжало неодолимо тянуть друг к другу и, лежа на подушках, они подробно рассказывали друг другу, что происходило с каждым из них за время разлуки. Потом Симэнь попросил, чтобы Цзиньлянь поиграла на флейте. Ведь она тоже страдала целых полмесяца в одиночестве и ее огнем жгло ненасытное желанье, хотелось одного – овладеть сердцем Симэня, поэтому никак не желала с ним расстаться, коль скоро он был рядом, и готова была буквально проглотить инструмент. Целую ночь играла она, а когда Симэнь собрался было встать по малой нужде, она его не пустила.
–
– Дитя мое! – воскликнул глубоко тронутый и обрадованный Симэнь. – Ну разве найдется другая, кто б так любила меня!
И Цзиньлянь исполнила то, о чем говорила.
– Ничего на вкус? – спросил он.
– Солоновато немного и горчит, – отвечала она. – У тебя вроде ароматный чай? Дай я заем, чтобы вкус забить.
– Сама возьми! – говорил Симэнь. – Вон у меня в белой шелковой куртке.
Цзиньлянь дотянулась с кровати до рукава куртки и, достав ароматный чай, сунула его в рот.
Из золотого стебля сока Сянжу, возжаждавший, алкал, Но евнух был способен только Росы налить ему в бокал.Да, почтенный читатель! До чего только не доходит наложница, чтобы обворожить, обольстить мужа! Коль скоро таков уж обыкновенно ее удел, она, нисколько не стесняясь, сносит унижения и терпит позор. Но разве может себе позволить что-либо подобное жена, чьи супружеские узы освящены обрядом?!
В ту ночь Симэнь и Цзиньлянь отдавались необузданным усладам.
На другой день Симэнь отбыл в управу. Ему и тысяцкому Хэ по случаю их вступления на службу был устроен пир, на котором выступали певцы и музыканты.
Вернулся Симэнь после обеда. Вскоре солдаты принесли ему коробы с угощениями – подарки управы. Тут же слуга вручил ему приглашение от Вана Третьего. Симэнь послал в атласную лавку Дайаня за комплектом одежды. Только ее завернули в ковер, как доложили о прибытии его сиятельства Аня, начальника Ведомства работ. Симэнь поспешно накинул парадный халат и вышел навстречу.
Приравненный по положению к экзекутору Кассационной палаты, препоясанный поясом в золотой оправе, с квадратной нашивкой, украшенной серебристым фазаном, Ань Чэнь шел в сопровождении многочисленной свиты и широко улыбался. Рука об руку с Симэнем они проследовали в залу и обменялись положенными приветствиями, поздравили друг друга с повышением.
– Я несколько раз посылал к вам гонца, сударь, – начал Ань Чэнь, когда они сели. – Но получал один ответ: нет, мол, Сыцюань пока не вернулся.
– Да, в ожидании высочайшей аудиенции мне пришлось немного задержаться, – объяснял Симэнь. – Только что приехал.
Подали чай.
– Мне очень неловко беспокоить вас, сударь, – начал, наконец Ань Чэнь. – Но я прибыл просить вас об одолжении. Дело в том, что правитель Девятиречья [11]Цай Шаотан, девятый сын его превосходительства Цая, направляясь на аудиенцию ко двору, прислал мне письмо. Должен со дня на день пожаловать. Мы с Сун Сунъюанем, Цянь Лунъе и Хуан Тайюем очень хотели бы устроить ему прием. Не могли бы вы, сударь, предоставить нам ваш дом?