Цветы Сливы в Золотой Вазе или Цзинь, Пин, Мэй (???)
Шрифт:
Богач усмехнулся и обратился к женам: «Вы потушили светильник предо мной, живым, и тут же стали отрекаться. Да разве после этого вы почтете своим долгом молиться за мои грехи, когда я уйду в мир иной? Неужто думали, что меня, достойного мужчину почтенных лет, вам, бабам, вот так легко удастся провести? Смешно!» Жены смолкли, ни слова не сказав в ответ. А Чжан, познав, что знатность и богатство – плод подвигов, свершенных в предшествующей жизни, позвал тотчас же мальчика слугу. «Повозки нагрузи, – сказал, – благовониями и маслом, рисом и лапшой, закусками и овощами. И не забудь положить серебра. Я ухожу в горный монастырь Желтой сливы молиться, жертвы приносить и проповеди слушать».
Поет
Итак:
Уходит ныне в монастырь богач,Родные, близкие – все в горький плач.Мать Ван умолкла.
– Вам бы передохнуть да перекусить, досточтимые наставницы, – обратилась к монахиням Юэнян.
Она вызвала Сяоюй и велела ей принести четыре блюда овощей, два блюда солений и блюда со сладостями: сахаром, хрустящим печеньем, круглыми хлебцами и жареными лепешками, потом пригласила старшую невестку У, золовку Ян и матушку Пань составить монахиням компанию.
– Благодарю, я сыта и больше не могу, – отвечала госпожа У. – Пригласи лучше золовушку Ян. Ведь она, родимая, постится.
Юэнян разложила на позолоченные тарелочки сласти и подала сперва наставнице, потом золовке Ян.
– Откушайте за компанию с наставницами, – уговаривала ее хозяйка.
– Помилуй меня, Будда! – взмолилась Ян. – Я сыта, не могу больше. Да здесь какие-то жареные кости. Нет, нет! Уберите, сестрица! Еще проглотишь ненароком скоромное.
Все расхохотались.
– Да что вы, матушка, это же монастырские соленья, – объяснила Юэнян. – Кушайте, не бойтесь. Они только на вид как мясо.
– Ну, ежели постное, можно отведать, – согласилась Ян. – В глазах у старухи рябит, вот мясо и померещилось!
Только они сели за трапезу, в комнату вошла Хуэйсю, жена Лайсина.
– А тебе чего тут нужно, вонючка проклятая? – в упор спросила ее Юэнян.
– Я тоже хочу проповедь послушать, – отвечала Хуэйсю.
– Ведь ворота заперты. Как ты сюда попала? – не унималась Юэнян.
– Она на кухне была, – пояснила Юйсяо. – Печь тушила.
– То-то вижу, чумазая какая! – проговорила хозяйка. – И засаленная вся, как барабанная колотушка, а туда же – проповедь слушать!
Собравшиеся снова уселись вокруг монахинь. Служанки убрали посуду и начисто вытерли стол. Юэнян поправила свечи и воскурила благовонные палочки. Монахини ударили в гонг и продолжали напевно:
И начал богач Чжан жизнь праведную в горном монастыре Желтой сливы. Целыми днями простаивал на коленях, вникая в смысл Писания, а по ночам погружался в сидячую медитацию. Заметил его Четвертый Патриарх чаньский наставник[54] и понял: необыкновенный это человек, быть ему истинным послушником Будды – на роду написано. Спросил Патриарх, из каких краев пожаловал, как прозывается. Ответил ему Чжан и поведал свою историю: «Ваш скромный ученик оставил богатства и жен своих и навсегда ушел из мира». И взял его Патриарх себе в послушники. Днем заставлял деревья сажать, а ночью – рис рушить. Так в трудах тяжких провел он шесть лет. Подвиг его поразил и Высокочтимого Ведану[55], стража учения Будды, и Четвертого Патриарха. Он-то и велел Чжану найти пристанище и покой. Приобщив его к Трем сокровищам, он вручил Чжану рясу, травяной
Монахини довели рассказ о деяниях богача Чжана до Драгоценной девы и ее тетушки. Те стирали белье на Мутной реке, когда к ним приблизился монах и попросил приют, но они промолчали. Тогда старец бросился в реку…
Тут Цзиньлянь, давно уже клевавшая носом, ушла спать, чуть погодя удалилась и Пинъэр. Ее позвала Сючунь, потому что проснулся ребенок.
Остались Цзяоэр, Юйлоу, матушка Пань, Сюээ, золовка Ян и госпожа У. Они дослушали рассказ до того самого момента, когда из реки выудили рыбу. Ее проглотила дева и понесла, и ходила девять месяцев.
Мать Ван запела на мотив «Резвится дитя»:
Людям неведомо, странная вещь!Эта – пришедшая с Запада весть.Чудная сущность вселилась во чрево –Железноликим беременна дева.Чудо зачатья – не брачное дело.Корень – где свет достигает предела.Там, за Куньлунем – в безбрежном эфиреБудда Амида[56] радеет о мире.Вошла Драгоценная дева к тетушке и говорит: «Что же такое случилось? Мы белье стирали. Старец попросился приютить его и почему-то бросился в реку. Я так напугалась! А потом съела персик бессмертия, и теперь меня раздувает. Каюсь, во чреве моем зреет плод».
Да,
Во чреве Девы-матери плод странного зачатия.Слезами умывается и в страхе ждет несчастия.Как сказано стихами:
Откуда взялся этот плод, увы, не мнимый?Как быть? Молчит она, раскаяньем томима –На первый месяц показалася роса,Второй – вдруг затуманилась краса,На третьем – жилки заалели кровяные,Четвертом – выступили формы костяные,На пятом месяце уж стал понятен пол,Шесть полостей сформировались на шестом,Семь дыр проткнул седьмой иглою острой[57],А на восьмом обрел плод человечий образ.Девятый месяц – вызрел долгожданный плод,Готова Дева-мать свой распахнуть живот.Пятый Патриарх вселился в материнскую утробу, дабы спасти людей, а посему никто среди живущих не должен огорчаться. В древности, чтобы на землю снизойти, Будда в смертную утробу поселился и так явился в этом мире. Потом родившую Его вознес в Небесные чертоги.
Так будды светозарный дарВ утробу смертную проник,Так вызрел Пятый Патриарх,Спасителем явился в мир.Тут Юэнян заметила, что исчезла дочь Симэня, а невестка У спит на ее постели. Зевала золовка Ян. Догоравшие свечи едва-едва мерцали.