Цветы Сливы в Золотой Вазе или Цзинь, Пин, Мэй (???)
Шрифт:
Когда носильщики поставили катафалк с гробом на землю, геомант Сюй по компасу с лентой в руке в последний раз очертил с помощью следователя место погребения и поставил по углам могилы жертвы духу земли. Гроб опустили в могилу и засыпали землей.
Симэнь переоделся и, вручая начальнику гарнизона Чжоу два куска шелку, попросил его торжественно освятить дщицу усопшей.
К могиле приблизились чины управы, родные, друзья и приказчики. Они наперебой подносили вино после того, как принес жертвы Симэнь. Грянула под барабанный бой музыка, потрясающая небеса. Дым ракет застилал землю. Все было торжественно и чинно.
В тот день одних женщин собралось столько, что их пришлось разместить поровну под пятью навесами сзади.
Шумные
После трапезы гости оставили много подношений и приглашали Симэня на угощения к себе в поместья.
Сразу же пополудни дщица покойной Ли Пинъэр на специальном ложе была возвращена домой. Ее водрузили на украшенный траурным стягом паланкин души усопшей, в котором разместилась У Юэнян. Чэнь Цзинцзи всю дорогу держался за ложе. Паланкин и ложе были покрыты темною пеньковой материей, отделанной бледной яшмой с вышитыми золотой ниткой прозрачными волнами. По углам паланкина свисали кисти. Рядом несли шатер с портретом Пинъэр, шатер возжигания благовоний, большие и малые шатры с шелками. Шли шестнадцать барабанщиков и музыкантов, которым с обеих сторон вторили цимбалы даосских послушников.
Возвращающегося в город Симэня сопровождали шурин У Старший и сват Цяо, шурины У Второй, Хуа Старший и Мэн Второй, свояк Шэнь, а также Ин Боцзюэ, Се Сида, сюцай Вэнь и приказчики. Шествие замыкали паланкины с женщинами.
У ворот дома ярко горели фонари. После установления дщицы в покоях Ли Пинъэр геомант Сюй принес жертвы духам в передней зале и окропил помещение. На дверях были развешены желтые амулеты, изгоняющие нечисть. Геоманта наградили куском шелка и пятью лянами серебра и проводили до ворот. За ним отпустили и всех нанятых, которым в награду выделили двадцать пять связок медяков. Пять из них поделили между вооруженными воинами стражи от столичного воеводы Чжоу, столько же – между солдатами из уголовной управы, а десять связок дали прислуге и конюхам. Все государственные письма были отправлены воеводе Чжоу, командующему ополчением Чжану и надзирателю Ся, но не о том пойдет наш рассказ.
Симэнь распорядился накрывать столы и пригласил свата Цяо, шурина У Старшего и остальных, но те откланялись и ушли.
– Плотники спрашивают, когда навесы ломать, – спросил хозяина вошедший Лайбао.
– Пока ломать не надо, – распорядился Симэнь. – Вот пройдет прием его превосходительства Суна, тогда и сломаем. Потом уж и плотников отпущу.
Супруга Хуа Старшего и госпожа Цяо обождали, пока установят дщицу души усопшей, поплакали и ушли.
Симэнь продолжал тосковать по Ли Пинъэр и под вечер пошел к ней в покои, чтобы переночевать рядом с дщицей, сбоку висел большой портрет усопшей, немного поодаль – поясной портрет. В глубине комнаты стояла покрытая парчовым одеялом кровать, а рядом столики и сундуки с нарядами. Все как и прежде. А под кроватью виднелась пара туфелек с ее малюсеньких, как золотые лотосовые лепестки, ножек[35]. На столе горели цветные свечи и благовония, на золотых блюдах курилась жертвенная снедь. Симэнь рыдал, не в силах остановиться. Потом он велел горничной Инчунь постелить ему постель на кане напротив. До полуночи оставался он наедине с одинокою свечой. В окно светил месяц, Симэнь то и дело ворочался и тяжело вздыхал, охваченный тоскою по умершей красавице.
Тому свидетельством стихи:
Гляжу в окно, вздыхаю тяжело,Воспоминанье душу обожгло.Поникла орхидея[36], дождь все льет,На клен опавший иней в ночь падет.Кому любовь узнать не суждено,Увы, не дозовется все равноТой, что приют, как от живых ушла,У ДевятиДнем перед дщицей Пинъэр появились чай и рис. Симэнь велел, чтобы их поставила горничная, а потом сел завтракать за стол напротив.
– Покушай со мной! – подняв палочки, звал он Пинъэр.
Горничные и кормилица не удержались и заплакали.
Когда же не оказывалось рядом горничных, кормилица Жуи не упускала случая услужить хозяину: то приносила таз для умывания, то подавала чай. И всякий раз нежно лепетала, ласкалась, прямо-таки льнула к нему. Однажды Симэнь пришел после приема гостей навеселе. Инчунь уложила его спать, а ночью, когда ему захотелось чаю, он ее так и не дозвался. Тогда встала Жуи. Подавая чай, она заметила, что с кана свисло одеяло. Поставив чайный прибор, Жуи тотчас же подняла одеяло и поправила постель. Тронутый Симэнь обнял кормилицу и поцеловал прямо в губы. Они слились в страстном поцелуе. Жуи молчала. Симэнь велел ей раздеться и лечь. Они заключили друг друга в объятия и отдались безудержной игре дождя и тучки.
– Когда не стало матушки, – заговорила Жуи, – я б хотела остаться в вашем доме. Я как могу буду служить вам батюшка, если вы только того пожелаете. Глубоко вам благодарна за оказанную честь.
– Дорогая! – обратился к ней Симэнь. – Будешь мне с усердием служить, тогда не о чем тебе будет и беспокоиться.
И Жуи стала как только могла потрафлять всем прихотям Симэня. Они резвились, словно пара фениксов. Жуи была готова на все, и Симэнь остался в восторге. Утром она встала рано. Не дожидаясь Инчунь, сама обула Симэня и убрала постель. Делала она все с подчеркнутым усердием. Симэнь открыл кладовую и наградил любовницу четырьмя шпильками покойной Ли Пинъэр. Жуи земными поклонами благодарила его за подарок. Инчунь сразу смекнула в чем тут дело.
Заручившись благосклонностью хозяина, кормилица почувствовала себя гораздо увереннее, перестала жаловаться на судьбу и искать сочувствия.
Как-то, по случаю уборки могилы новопреставленной, Симэнь устроил на кладбище трапезу для жен знатных особ и родственниц. На торжество позвали певиц Ли Гуйцзе, У Иньэр и Чжэн Айюэ, а также певцов Ли Мина, У Хуэя, Чжэн Фэна и Чжэн Чуня. Так вот. Прибывшие с кладбища сразу заметили Жуи. Она красовалась в нарядах, каких не носила прежде, болтала и смеялась, выделяясь из толпы служанок и горничных, что не ускользнуло от внимательной Цзиньлянь.
Утром, когда Симэнь сидел с Боцзюэ, доложили о прибытии посыльных от цензора Суна. Они доставили для приема государева посла Лу Хуана золотую и серебряную утварь и посуду: два золотых кувшина, две пары золотых кубков, десять пар малых серебряных чарок, две пары серебряных чаш, четыре пары больших заздравных кубков, два куска ярко-красной узорной парчи с драконами, два куска расшитого золотом атласа, десять жбанов вина и две бараньи туши.
– Сообщают, что корабль с главнокомандующим Лу Хуаном прибыл в Дунчан, – докладывал слуга. – Просят вас, батюшка, готовиться к угощению. Прием назначен на восемнадцатое.
Симэнь принял доставленное по списку, велел наградить посыльных ляном серебра и отвесил Бэнь Дичуаню с Лайсином серебра на закупку деликатесов, фруктов и сладостей, но говорить об этом подробно нет надобности.
– Как ей стало плохо, так до сих пор дня свободного не выпало, – жаловался другу Симэнь. – Только похороны прошли, теперь вот новые хлопоты. Прямо покою не вижу.
– Ну, на такие хлопоты, брат, сетовать не приходится, – говорил Боцзюэ. – Не ты ж их домогаешься, а они тебе надоедают. Конечно, тебе придется раскошелиться, но что поделаешь?! Зато к тебе пожалует сам главнокомандующий, его Императорского Величества посол собственной персоной. А с ним цензоры да ревизоры. Вся шаньдунская знать съедется. Полно народу, кони, экипажи… Вот какой нашему брату почет, а! Какая слава! Кое у кого тогда спеси-то поубавится!..