Цветы в море зла
Шрифт:
Пока она размышляла, из столовой донесся бой часов. Цайюнь начала считать: уже двенадцать.
— Завтрак прикажете накрывать в большой столовой, госпожа? — осведомилась вошедшая служанка.
— А что, об этом еще нужно спрашивать?!
Служанка вышла и через некоторое время вернулась, приглашая ее к столу. Цайюнь сунула письмо в карман, грациозной походкой направилась в столовую и села за маленький круглый столик из красного дерева, за которым обычно завтракала. Стол был покрыт белой скатертью с цветами. На ней в маленьких тарелочках с золотыми разводами по белому фону стояло шесть изысканных закусок.
— Безглазые негодяи! Как вы смеете хватать меня, точно вора?! Теперь вы узнаете, как обижать немца! Ну-ка подойдите сюда, трусы!
Только сейчас Цайюнь поняла, что перед ней офицер из Тиргартена, который два дня назад слушал под окном ее пение. Сердце молодой женщины заколотилось. «Неужели это он подобрал заколку?» — подумала она. В это время один из городовых, повергнутый ударом юноши, поднялся на ноги и, пыхтя от злобы, закричал:
— Ты еще будешь отпираться? Вот уже несколько дней подряд шныряешь здесь, как челнок в станке! Я тебя сразу приметил. А сейчас тебя черт дернул самого полезть на рожон. Вынимает заколку и любуется ею, будто так и надо! Думаешь, я не узнаю краденого? Молчал бы лучше, а не дрался! Сейчас я тебя отведу куда надо!
И он бросился на офицера. Тот, нимало не смутившись, подождал, пока городовой приблизится к нему, а затем, словно ястреб, налетающий на цыпленка, схватил его за плечи, поднял и швырнул в толпу. Городовой взмахнул руками и шлепнулся на землю, как плохо слепленный пельмень. В толпе раздались крики восторга.
Видя, что дело принимает серьезный оборот, второй городовой пронзительно засвистел в свисток. Со всех сторон сбежались городовые. Теперь их было больше десятка.
Цайюнь остолбенела. «Юноше не справиться со всеми! — мелькнуло у нее в мозгу. — Нужно самой спуститься и разъяснить недоразумение, а то он может пострадать!»
Ни о чем больше не думая, она поставила чашку и стремглав полетела вниз по лестнице. Слуги и служанки, увидев, что она куда-то мчится, не посмели расспрашивать о причинах, а молча последовали за ней. Цайюнь обернулась и крикнула:
— Не ходите за мной, как привязанные! Вы ведь не умеете говорить на иностранных языках!
С этими словами она толкнула дверь и выскочила на улицу. Глазам ее предстали полтора десятка городовых, которые на почтительном отдалении окружили юношу, но приблизиться к нему не решались. Тот стоял в центре с какой-то блестящей вещью в руках и кричал:
— Заколка здесь! Только вы ее не получите! Кто не трус, подходи! Как вы смели принять меня за вора, болваны?! — Тут он внезапно увидел
Городовой, побитый молодым человеком, всегда стоял на посту возле посольства и знал Цайюнь. Приблизившись к ней, он указал на юношу:
— Заколку подобрал он! Только что шел и любовался ею, а когда я признал заколку, начал драться!
— Это я во всем виновата! — рассмеялась Цайюнь. — Не удивительно, что произошел такой переполох! — Она с улыбкой кивнула в сторону юноши. — Это мой друг. Он давно уже написал мне, что подобрал заколку, но я забыла сообщить вам об этом. Простите, что доставила столько неприятностей и смутила покой города!
С этими словами Цайюнь засунула руку в карман, достала оттуда двадцать рублей и дала их городовому.
— Не взыщите. Выпейте за меня по чарке водки!
Убедившись, что хозяйка заколки больше ничего не требует да еще дает деньги, городовые поблагодарили и разошлись. Зеваки тоже постепенно рассеялись. Юноша, очень обрадованный появлением Цайюнь, с улыбкой подошел к ней.
— Смешно смотреть на этих жалких лакеев! Получили деньги и успокоились. Точь-в-точь как китаезы! Недаром они с Россией соседи!
Тут он вспомнил, что перед ним китаянка, и смутился, понимая, что в данном случае его замечание было явно неуместно. Он поспешно снял шляпу и поклонился Цайюнь:
— Если бы не вы, фрау, мне бы основательно досталось! Это просто счастье, что…
Цайюнь, немного уязвленная его предыдущей фразой, холодно остановила офицера:
— Вы, вероятно, забыли, что я тоже не лишена китайского духа и могу, чего доброго, осквернить вашу нравственную чистоту!
— Ради бога, простите меня! — заволновался юноша. — Я говорил о китайцах-простолюдинах!
Цайюнь кокетливо усмехнулась:
— Не оправдывайтесь! Конечно, вы говорили о людях низкого происхождения и не имели в виду меня! Прошу вас пройти в дом — здесь не место для беседы.
Она провела юношу в гостиную. Всю дорогу Цайюнь чувствовала себя словно в забытьи и не понимала, что с ней происходит. Надо было что-то говорить, но слов не находилось, и она лишь смотрела на юношу, точно завороженная.
Молодой человек был одет в темно-серое пальто из тонкого драпа с собольим воротником и мундир черного сукна, из-под которого выглядывал твердый белоснежный воротничок; вид у него был мужественный, лицо одухотворенное и пышущее здоровьем. Войдя в двери, он начал что-то искать в кармане. Цайюнь решила, что он хочет отдать ей заколку, но когда юноша наконец вытащил руку, она увидела белую визитную карточку с золотым обрезом. Почтительно передав Цайюнь карточку, юноша сказал:
— Извините за дерзость, но мне хотелось бы представиться вам!
Цайюнь, повинуясь какому-то безотчетному чувству, взяла карточку и прочла:
«Пехотный лейтенант
Германской армии
Вальдерзее».
Несколько раз пробежав глазами текст, она улыбнулась:
— Оказывается, вы — лейтенант Вальдерзее, а я была так непочтительна с вами! Если считать сегодняшнюю встречу, мы виделись с вами уже три раза, но я до сих пор не знала вашего имени. Кто бы мог подумать, что я удостоюсь этой чести благодаря заколке?! Как удивительно все складывается!