Цыпленок и ястреб
Шрифт:
— Ты в порядке? — закричал я.
Гэри отряхнулся и принялся хохотать. Суэйн уже вылез и ходил кругами. Борттехник опустился на колени, помогая стрелку выбраться. Топливо собиралось в лужи.
— Ну давай! — и борттехник потянул.
Стрелок выбрался. Глубокая рана на его виске кровоточила. Гэри молча побрел к штабной палатке, потом развернулся и направился обратно к обломкам.
— Ты как? — я нагнал его.
— Нормально, — он засмеялся. — А что?
— "А что?". Глянь на машину.
Он
— Жесткая вышла посадка!
Кто-то отвел стрелка в медицинскую палатку. Он был единственным раненым. Я расслабился:
— Жесткая посадка — это когда ты не можешь уйти с ее места на своих двоих.
— Что случилось? — вопрос Гэри прерывался судорожными приступами смеха.
— Ты не знаешь?
— Да блин, последнее, что я помню — как застегивал ремни, а потом трах!
— Суэйн пилотировал?
— Ну. Знаешь, вот не думал, что он наебнется уже при уходе с площадки.
— Эй, Мейсон, нас джип до аэродрома дожидается! — закричал Райкер от палатки.
— Черт. Ладно, мне пора. Опять. Ты как?
— Да нормально. А что?
Райкер рылся в своем мешке, разыскивая что-то. Вибрации грузового самолета нагоняли на меня сон.
— Знаешь, Райкер, почему-то каждый раз я лечу в Сайгон с тобой.
— Ага, везет тебе, ебанату. Мне сегодня надо номер снять. Мой самолет будет только завтра. Не хочешь у меня переночевать?
— Почему бы и нет? У меня еще два дня, чтоб добраться до места.
Райкер кивнул. Двигатели выли. Я глянул в иллюминатор напротив и увидел, что самолет кренится. Наверное, подлетаем. Потом мы вошли в турбулентность и я вспомнил о пролете для генерала.
Мы упражнялись два дня и более мягкой погоды не бывало. Строй "Хьюи", "Чинуков", "Карибу", "Мохауков" и даже маленьких H-13 вытянулся на две мили, к перевалу Анкхе и обратно к зоне Гольф. "Держитесь поближе", — сказал полковник; так мы и сделали. Реслер занял место второго пилота, а я вел, потому что со своего места лучше видел нашего напарника.
— Знаешь, так близко необязательно, — сказал Реслер.
— Они свое дело знают, — ответил я, имея в виду Коннорса и Банджо в машине, за которой мы следовали. — Перекрыться с ними — это нормально.
— Ну ты, блядь, отчаянный.
Я ухмыльнулся от такого комплимента и придвинулся ближе.
— Мне лучше заткнуться, знаю, — сказал Гэри.
Между законцовками лопастей наших вертолетов было не больше трех футов. У меня был еще вертикальный запас в три фута, на случай, если нас тряхнет легкой турбулентностью.
— Когда-нибудь летал с перекрытием?
— Нет. И не стану.
Удерживая вертикальный разрыв в три фута, я плавно придвинулся. Моя рука на шаг-газе подергивалась, держа наши лопасти над лопастями Коннорса и Банджо.
— Ладно, пара, смотрится нормально. Развороты выполняйте очень, очень широкие. Мне не нужно, чтоб вы слились в экстазе, — сказал полковник.
— Мейсон, только не на развороте.
Я кивнул. Я видел только вертикальный разрыв между нашими дисками винтов. Остальной мир не существовал. Когда их машину встряхнуло потоком, моя рука подбросила нас вверх в тот же самый момент. Я понял, что могу удержать дистанцию, а значит, перекрытие получится легко. Мы начали разворот и я медленно придвинулся.
— Ну все, все, у тебя получилось. А теперь давай обратно, — сказал Гэри.
Коннорс знал, что я делаю и летел, как по ниточке. Мы выполнили весь разворот с винтами, перекрывавшимися на два-три фута. Когда я вывел машину из крена, то отскользнул назад и вновь начал дышать.
— Не поверю, что тебе нравится вытворять такую мерзость, — сказал Гэри с отвращением.
— Чего смеешься? — спросил Райкер.
— Да так. Вспомнил о пролете.
— Дохуя времени убили не пойми на что.
— Ага, — ответил я, но сам уже начал вспоминать о штурме в долине Бонсон. Когда мы вернулись с прочесывания Дакто, нашу роту послали в Бонсон на помощь 227-му. ВК отбивал долину, которую мы взяли два месяца назад. На Стрельбище, в ходе постановки задачи, командующий операцией сказал:
— Так что проверьте свои противогазы. Мы применим CS.
По нашей толпе пошел шум. Противогазы? Какие еще противогазы?
Снаружи командир быстро проверил имущество и выяснил, что противогазов нам хватит ровно на половину людей. Одному стрелку и одному пилоту в каждой машине придется лететь без противогаза.
— Может, вернемся и прихватим еще? — спросил кто-то.
— Некогда, — ответил командир.
Мы с Реслером и еще два члена нашего экипажа стояли рядом с вертолетом, глядя на два противогаза. Реслер достал монетку. Борттехник и стрелок бросили. Борттехник выиграл.
— Орел или решка? — Реслер уверенно ухмылялся. Он никогда не проигрывал.
— Орел.
Он подбросил монету:
— Орел.
Как оказалось, к моменту нашей посадки газ уже рассеялся и мы получили всего одно попадание на взлете. Но я помню, как Реслер, строя страшные рожи и утирая слезы, орал в переговорное устройство: "Блин, черт, суки!".
Самолет резко накренился. Из иллюминатора я увидел окрестности большого города.
— Наконец-то, — сказал Райкер. — Тебе, похоже, полет понравился — то-то ты скалился всю дорогу.