Цыпленок и ястреб

Мейсон Роберт

— Хм-м.

— Нашли что-нибудь?

— Нет. Вообще ничего. Ваша нервная система работает нормально.

— А почему тогда у меня эти провалы и головокружения?

— Не знаю.

Я разочарованно вздохнул.

— Тут может быть несколько вещей, — добавил он торопливо. — У вас может быть редкая форма эпилепсии, в чем я сомневаюсь. Или вы страдаете от стресса. Если учесть, чем вы занимаетесь, это наверняка стресс. Но я бы порекомендовал вам проконсультироваться с вашим собственным врачом, когда вы его увидите. Если симптомы не пропадут, вас, вероятно, отстранят от полетов.

Через четыре

дня после моего прибытия, неделю спустя расставание с Кавалерией, я присоединился к моей новой части на поле Нхонко.

Вертолеты Искателей стояли на узкой полосе, вырубленной в джунглях французами. Лагерь стоял на холме рядом с полосой. Взвалив вещи на плечо, я нашел Дикона, указавшего мне на одну из двадцати шестиугольных палаток, разбросанных по грязноватым песчаным дюнам. Моими соседями по палатке стали два уоррента, Монк и Ступи Стоддард.

— О, новенький, — сказал Монк. Он глянул на меня поверх обувной коробки, которую заполнял вырезками из журналов. У Монка был квадратный подбородок и компактное, плотное тело. Он прищурился от света за моей спиной. — Но, похоже, во Вьетнаме ты не новичок.

Он глядел на пряжку моего ремня. Зеленая лента, покрывавшая пряжку, стала почти черной от грязи — признак ветерана.

— Так и есть. Я перевелся из Кавалерии.

— Правда? — это был Стоддард. — Из Кавалерии? Солидно.

Ступи — это ребенок-переросток с лишним весом. Он употреблял всякие раздражающие словечки типа "Уя!". Или даже "Клево!".

Я кивнул и спросил:

— Можно туда барахло скинуть?

— Конечно, — ответил Стоддард.

Я бросил свой мешок рядом с матерчатой стенкой и уселся на него. Монк вновь занялся своими вырезками. Вокруг его постели валялись изрезанные номера "Старз энд Страйпс", "Ньюсуик", "Тайм" и других журналов. Он аккуратно вырезал каждый кусочек швейцарскими армейскими ножницами, а потом пролистывал карточки каталога в алфавитном порядке, чтобы поместить вырезку в нужное место.

— Ты писатель? — спросил я.

— Монк-то писатель? — Ступи захихикал. Его пузо и толстые щеки затряслись. Я увидел на его губах шоколадные пятна, а потом и саму шоколадку в грязной руке. — Монк, он думает, ты писатель.

И звонко захохотал. Монк глянул на него так, что смех мгновенно оборвался. Ступи заморгал и уселся тихо, выказывая уважение.

— Нет, пока что нет, — сказал Монк. — Собираю материал. Когда-нибудь…

Он замолчал, видимо, обходя слишком деликатную тему.

— Неплохо ты уже набрал, — я кивнул на коробку.

— Спасибо. Это не все, — и он показал на еще четыре коробки у стены, перехваченные резиновыми лентами. — Когда-нибудь… Удивительно, что говорят об этой войне.

Он кивнул — медленно, со знанием дела. Всем своим видом я выражал согласие.

— Так-так-так. Кого я вижу! — раздалось от входа.

— Вулфи!

— Ну, Мейсон, сколько воды утекло!

И мы оба засмеялись. Вулфи был моим бывшим одноклассником.

— Вот не знал, что ты в Искателях.

— Я был одним из тех деятелей, которые разбивали лагерь. Когда ты прибыл, меня не было.

— Что ж, хорошее вы место выбрали.

— Спасибо.

Похоже, вторжение Вулфи не понравилось Монку. Он снял с запястья резиновую ленту, перехватил ей коробку и аккуратно уложил ее рядом с другими. Потом встал и протиснулся мимо Вулфи, не сказав ни слова. Вулфи тоже молчал. Они явно не ладили.

Какое-то время я болтал с Вулфи. Он прибыл месяц назад. На него произвело большое впечатление,

что я уже старичок и до конца командировки мне осталось всего два месяца. Я рассказал ему, что служил в Кавалерии и встречал наших одноклассников неподалеку от Контума. Мы обменялись слухами насчет того, что стало с другими ребятами из класса и согласились, что, наверное, большинство из них сейчас тоже где-то во Вьетнаме. Кто-то сообщил, что пора на обед и Ступи, про которого мы совершенно забыли, выскочил наружу. Выйдя из палатки, мы увидели Монка, шагающего на руках по небольшой дюне.

— Неплохо, — заметил я, когда мы прошли мимо.

— Да урод он, — кисло ответил Вулфи.

Этим вечером я передал письмо от врача из ВВС доку Да Винчи, нашему врачу. Тот согласился, что это, видимо, всего лишь реакция на стресс и выдал мне транквилизаторов, предупредив, чтобы я принимал их только на ночь. Под их действием летать было нельзя. Этой ночью я спал хорошо.

На следующее утро я вновь вскочил в седло "Хьюи". Командовал мой командир взвода, Дикон. Мы вылетели на три задания. Жопы с мусором, задачи для одной машины. Дикон позволил мне пилотировать с начала и до конца. За четыре утренних часа я выполнил посадку на такую крохотную площадку, что пришлось снижаться вертикально, приземлился на узкую вершину, дважды поднимал такие тяжелые грузы, что приходилось взлетать с разбегом и, наконец, присоединился к строю из еще трех машин, возвращавшихся на полосу. Меня очень тщательно проверяли.

— Чертовски неплохо, — сказал Дикон с левого места, когда я приземлился на полосе рядом с другим "Хьюи".

Из уст инструктора это звучало, как подлинный комплимент.

— Спасибо.

— Если завтра будешь летать не хуже, назначу тебя командиром экипажа.

Следующий день был последним днем Искателей у Нхонко. А потому после еще дня полетов с жопами и мусором, мы отправились прямиком в Фанрань. Остальные машины везли палатки и прочее снаряжение. Пилотировал я хорошо и Дикон, сдержав слово, квалифицировал меня, как командира экипажа. Пока мы шли в расположение роты, Дикон сообщил мне, что Кольцевой устраивает еще одну большую вечеринку.

— Такие перерывы у нас бывают редко — мы здесь пробудем четыре дня. Кольцевой любит смотреть, как народ веселится. Я на твоем месте скатал бы постель, — сказал Дикон.

— Скатать постель?

— Ага. Просто скатай матрас и свяжи его.

— Зачем?

— Увидишь.

В девять часов вечеринка гремела вовсю. Док Да Винчи уселся рядом со мной за стойкой и принялся рассказывать, как он приготовил череп, поющий со стенки. Он был пьяный. Компания бардов уселась в дальнем углу и создавала сильный диссонанс с записью Джоан Баез. Они тоже были пьяными. Король Неба и Ред Блейкли устроили индейскую борьбу ^[47] в центре зала. Король держал кружку пива, наполненную до краев, и заявлял, что разделается с Редом, не пролив ни капли.

— Я его выварил, — сказал Да Винчи.

— На кухне? — мне стало интересно.

— Нет, нет. На кухню меня бы с ним не пустили. Развел костер позади и выварил. Целый день кипятил.

Я глянул на череп, клацавший челюстью под пение Баез и восхитился его чистой белизной:

— Он такой… белый.

— Это ненатуральный цвет. Когда я отделил мясо, я его выбелил.

Глотнув бурбона, я кивнул:

— Ну да. Отбелить.

— Таков факт. От "Клорокса" череп у тебя станет белее и ярче.