Да будет Человек (Fiat Homo) (Песнь для Лейбовица, Часть 1)

Миллер-младший Уолтер Майкл

– Так вы войдете туда?
– встрепенулся Френсис.

– Не я. Когда все будет готово, суд пришлет наблюдателей. Тогда любая находка, способная оказать влияние на ход расследования, будет официально зарегистрирована, и никто уже не посмеет усомниться в ее подлинности. Ваша находка заставляет думать, что в убежище могут обнаружиться веские доказательства, которые решат дело в ту или иную сторону.

– Каким образом, отче?

– Дело в том, что еще во времена беатизации1 Блаженного Лейбовица сомнение вызывал ранний период его жизни - до того, как он стал монахом и священником. Противники беатизации особенно напирали на допотопную биографию

Лейбовица и еще утверждали, будто он разыскивал пропавшую жену недостаточно усердно, и в момент произнесения им монашеского обета она могла еще быть жива. Такое, конечно, случается, и иной раз на это даже смотрят сквозь пальцы, однако суть в другом. Главное, что адвокат дьявола - обвинитель в церковном суде - пытался заронить сомнение в человеческих качествах вашего основателя. Мол, он стал монахом и принял обет, не удостоверившись в исполнении своих земных, семейных обязанностей. В тот раз сомневающиеся потерпели поражение, но они могут попытаться вновь. Однако если найденные вами останки действительно... доминиканец пожал плечами и улыбнулся.

Френсис кивнул.

– Это позволит установить время ее смерти.

– Да. Еще в самом начале войны. Мое личное мнение, что записка из ящика написана самим Блаженным. Или это очень искусная подделка.

Френсис покраснел.

– Нет-нет, - добавил инквизитор, - я вовсе не думаю, что вы можете иметь какое-либо отношение к подобному мошенничеству.

На самом же деле послушник просто вспомнил, как отнесся поначалу к почерку писавшего записку.

– Расскажите, как это произошло? Как вы обнаружили то место? Я должен знать все подробности.

– Все началось с волков...

Доминиканец принялся записывать. Через несколько дней после отъезда посланца дом Аркос вызвал к себе брата Френсиса.

– Ну как, ты не передумал относительно своего призвания?
– ласково поинтересовался он.

– Нет, господин настоятель. Простите мне мое несносное тщеславие...

– Бог с ним, с твоим тщеславием. Так ты хочешь стать монахом или нет?

– Да, господин мой, хочу.

Аббат просиял.

– Ну вот и прекрасно, сын мой. Мы тоже убедились в твоем призвании. И если ты готов посвятить свою жизнь служению Господу, пришло время принять обет. Дом Аркос помолчал, всмотрелся в лицо послушника и разочарованно спросил: Что такое? Ты не рад? Эй! Что с тобой?

На лице Френсиса застыла маска вежливого внимания, становившаяся все белее и белее. Вдруг колени послушника подломились, и он рухнул без чувств.

Через две недели, поставив рекорд на выживание в пустыне, брат Френсис принес обеты вечной бедности, целомудрия, послушания и еще ряд специальных обетов братства. Он получил благословение, узелок на палке и стал отныне полноправным членом альбертианского ордена Лейбовица. Френсис сам приковал себя цепью к подножию Распятия и к закону монашества. Во время ритуала посвящения его трижды спросили: "Если Бог призовет тебя стать его книгоношей, пойдешь ли ты на смерть, дабы не предать своих братьев?" И трижды он ответил: "Да, Господи".

Брата Френсиса перевели с кухни на менее тяжкую работу. Он стал учеником у старого переписчика Хорнера. И если окажется прилежен, может рассчитывать провести всю жизнь в стенах аудитории, переписывая алгебраические тексты и рисуя вокруг логарифмических таблиц виньетки из оливковых листьев и жизнерадостных херувимов.

Брат Хорнер был мягок и добр, Френсису он сразу понравился.

– Большинство из нас лучше выполняют

основную работу, когда имеют какой-то собственный труд, - рассказывал Хорнер.
– Многие переписчики выбирают себе ту или иную полюбившуюся часть "Меморабилии" и в свободное время работают над ней. Например, брат Сарл (вон он сидит) плохо справлялся с заданием, делал ошибки. Тогда мы позволили ему один час в день заниматься тем, чем пожелает. Всякий раз, когда он начинает делать ошибки и чувствует, что устал, Сарл на время откладывает работу и занимается своим делом. Я позволяю это каждому из переписчиков. Если ты выполнил дневное задание раньше срока, а работы для собственного удовольствия еще не нашел, будешь пока заниматься "вечнозелеными".

– Чем-чем?

– "Вечнозелеными". Но не растениями. Так мы называем книги, на которые у духовенства существует постоянный спрос, - молитвенники, писания, требники, энциклопедии и прочее. Мы их продаем, и в немалом количестве. Так что учти: пока не найдешь себе работу по нраву, будешь переписывать "вечнозеленые", если, конечно, выполнил раньше срока основное задание. Время у тебя есть, так что с решением не спеши.

– А чем занимается брат Сарл?

Старик ответил не сразу.

– Не знаю, поймешь ли ты. Я и сам-то не понимаю. Сарл вроде бы открыл способ восстанавливать недостающие слова и фразы в отдельных частях оригинального текста "Меморабилии". Допустим, книга обгорела с правой стороны, и конец каждой строки пропал. Так Сарл с помощью математики определяет, что там были за слова. У него не всегда получается, но до известной степени метод срабатывает. С начала своих трудов он восстановил целых четыре страницы.

Френсис посмотрел на брата Сарла, восьмидесятилетнего старца, почти совсем слепого.

– А когда он начал?

– Лет сорок назад. Само собой, он мог посвятить этой работе не более пяти часов в неделю, а считать приходится, ого-го, сколько.

Френсис задумчиво кивнул.

– Если на восстановление одной страницы требуется десять лет, что, быть может, за несколько веков...

– Раньше, - проскрипел Сарл, не поднимая головы от работы.
– Чем больше текста восстановлено, тем быстрее движется дело. На следующую страницу у меня уйдет, возможно, всего два года. А потом, если дозволит Господь...
– и брат Сарл забормотал что-то невнятное. Впоследствии Френсис заметил, что старик часто разговаривает сам с собой.

– Ну думай, - сказал брат Хорнер.
– Нам, конечно, нужно, чтобы кто-то занимался "вечнозелеными", однако, если захочешь, можешь заниматься и своим собственным проектом.

И тут брата Френсиса осенило.

– А можно я буду делать копию с синьки Лейбовица, которую я нашел? выпалил он.

– Право, не знаю, сынок. Господин настоятель несколько болезненно относится к этому документу. И потом, он пока находится на проверке неизвестно, следует ли включить его в "Меморабилию".

– Но вы же знаете, брат, как быстро они выгорают. А синьку и так столько времени уже продержали на свету. Доминиканцы надолго увозили ее в Новый Рим...

– Ну ладно. Это ведь совсем небольшой проект. Если отец Аркос не станет возражать...
– Он с сомнением покачал головой.

– А что если я сделаю целую серию копий с синек, - поспешно предложил Френсис.
– Ведь их у нас осталось так немного, они просто рассыпаются от ветхости. Я скопирую и остальные.

Хорнер лукаво улыбнулся.