Шрифт:
Михаэль Дорфман
ДА ЭТО БИЗНЕС, ХОЛОКОСТ–БИЗНЕС!
My Holocaust. A Novel By Tova Reich. HarperCollins: 326 pp
Рецензию на сатирический роман Товы Райч «Мой холокост» я поначалу хотел назвать «No business Like ‘Shoah Business’» – «нет (лучше) бизнеса, чем «Шоа–бизнес»». Однако так назвал свою разгромную рецензию Гарри Розенблат, редактор нью–йоркской «Джуиш уик» (Еврейская неделя). Розенблат, тоже не является автором хлесткой фразы, перепева известного американского присловья No business like show business – нет (лучше) бизнеса, чем шоу бизнес. Автором фразы (про Шоа–бизнес) является покойный израильский министр иностранных дел Абба Эбан, прекрасный
Гарри Розенблата возмущает не само допущение, что такое святое дело, как увековечивание памяти евреев, уничтоженных в Холокосте может привлекать разного рода мошенников, аферистов, демагогов и прочую сомнительную публику.
Как повсеместно принято в наших палестинах, уважаемого редактора занимает любимый вопрос Паниковского «А ты кто такой?».
«Нормана Финкельстейна еврейские организации обьявили самоненавистником и подвергли анафеме за то, что он писал, что евреи эксплуатируют Холокост для извлечения прибыли, – пишет Розенблит, — …Здесь же тотальная сатира и жестокая критика раздается не с периферии, а из самого сердца профессионального еврейского истеблишмента по Холокосту».
Действительно, Това Райч – известная в этих кругах персона, да еще жена бывшего директора Американского музея Холокоста в Вашингтоне Вальтера Райча. Музей этот в своем роде головной для подобных учреждений во всем мире, сравнимый разве что с Центральным музеем В.И. Ленина в советское время. Вальтер Райч был вынужден покинуть пост в 1998 году, после известного скандала, когда музей отказался допустить туда Ясира Арафата. Музей Холокоста – учреждение государственное, президент и правление назначается из Белого Дома, а Арафат был официальным гостем президента. И хотя общеизвестно, что не Райч принял спорное решение, однако президент Музея Майлс Лерман решил принести его в жертву разгневанному хозяину Белого Дома.
Не случайно, главный герой романа «Мой Холокост» – шахер–махер и лжец, бабник и предатель, а заодно еще и жертва Холокоста Морис Месер весьма напоминает Лермана. Он тоже… президент Американского музея Холокоста в Вашингтоне. Некоторые увидели в нем и карикатуру на главу Центра Визенталя рабби Мервина Хайера, устроившего туда жену, двух сыновей и других родственников.
Хотя в романе есть и другие легко узнаваемые персонажи, «Мой Холокост» значительно большее, чем попытка свести счеты. Гарри Розенблата и рецензента Книжного обозрения «Нью–Йорк Таймс» Дейвида Маргулиса очень волнует, что могут подумать и сказать антисемиты. Однако, положительных отзывов больше. Например выдержанная рецензия Тома Питера в самой интеллигентной газете Америки «Крисчиан Сайнс Монитор» и Габриэля Сандерса в старейшей еврейской газете «Форвард». Американо–еврейская писательница Синтия Озик, известная произральскими выступлениями, написала восторженное предисловие к роману, о чем сокрушался Розеблатт «Если бы роман написал Норман Финкельтейн, то Озик вышла бы в первых рядах безжалостных критиков…» А тут вот….
Габриэль Сандерс считает, что роман Товы Райч – широкая, хорошо написанная социальная сатира. И то, что речь идет о художественном вымысле ни в коем случае не притупляет сатирического жала книги. В русской литературе, пожалуй, лишь «Синдикат» Дины Рубиной о деятельности в России израильских организаций по теме и настрою напоминает «Мой Холокост». Однако повесть Рубиной добрей и лиричней, хотя и вызвала в определенных кругах не меньший переполох и негодования, чем роман Товы Райч. Лично мне чтение доставило не только радость узнавания и разоблачения
Пока русский читатель не получил перевода, я перескажу основную линию. Главный герой романа Морис Месер начинал в отрасли дамского нижнего белья. Однако, когда Холокост стал « более модным, чем бюстгальтеры с подкладкой», то он со своим сыночком, «жертвой Холокоста второй степени» Норманом создает бизнес «Холокост коннекшн инкорпорайшн» (Корпорация связи с Холокостом). За хорошие деньги там привязывают к Холокосту всех жертв исторической несправедливости – немцев, поляков, японцев, негров, американских индейцев, палестинцев, католиков, мормонов, гомосексуалов, женщин и многих других.
Другой персонаж романа, дочь миллионерши и потенциальной жертвовательницы, «принцесса» Бонни Бекон. Ее везут в Освенцим на экскурсию. Там она видит, посетителя в инвалидном кресле.
«Я действительно очень высоко ценю то, что Освенцим теперь доступен и для инвалидных колясок! Да, я действительно это ценю! Вот вы скажите, а тогда, в Освенцим тоже можно было въехать на инвалидной коляске? Я имею в виду, во время Холокоста».
Позже, за пожертвование в десять миллионов долларов от матери Бонни, она сама становиться директором музея. Она объявляет свои цели:
«Я приму на работу людей всех из рас, национальных и религиозных меньшинств и сексуальных пристрастий для того, чтоб поднять значение Холокоста, сделать его универсальным архетипом, пригодным для извлечения любых коллективных уроков, имеющих значение для каждого».
В списке потенциальных жертв, которые необходимо вовлечь в наратив Холокоста, у нового директора естественно фигурируют и инвалиды.
Среди клиентов даже Общество по борьбе против охоты на диких животных. «Груды меха в магазинах – это все равно, как груды волос узников лагерей смерти, которые нацисты состригали перед дверьми газовой камeры».
Действительно Музей Холокоста часто критикуют за акции и экспозиции, не имеющие прямого отношения к уничтожению евреев. Не в романе, а в жизни бывают и отрицательные кампании, достаточно вспомнить протесты еврейских профессионалов Холокоста против христианских консерваторов, сравнивавших с Холокостом аборты; их же протесты против светских либералов, сравнивавших с отрицанием Холокоста отрицание теории эволюции Дарвина или контркампанию против общества защиты животных ПЕТА, затеявшего кампанию против мясоедства под лозунгом «Холокост в твоей тарелке». Результат одинаковый – реклама для всех. Шоа–бизнес строится на известном человеческом качестве раздувать свои и чужие страдания и использовать их, чтоб требовать разного рода привилегии и льготы. Впрочем, и без всякой сатиры, в историю Холокоста пытаются сегодня вовлечь всех и каждого.
Чтобы заработать денег Месер не гнушается ничем. В ход идут ложь, предательство всех и вся, даже самых близких и дорогих. Не случайно Месер на идише – нож, и герой всегда готов воткнуть нож в спину, не в прямом смысле, разумеется. Для получения пожертвований в арсенале Месера важное место занимают постельные аферы. Пожилая и богатая жертвовательница уже дала пять миллионов, но надо еще. И Месер уговаривает пожилую леди в постели.
«Глория, милая. Ты не уйдешь отсюда пока не сделаешь для меня двух вещей. Первое – ты убедишь Лиона (мужа), чтоб он поставил свое имя на доске (основателей музея). Это будет стоить еще миллион. Второе – пять миллионов долларов из фонда Мэла (первого мужа) – чтоб в итоговой строке вышло шесть миллионов, очень, очень святое число».