Да, господин министр
Шрифт:
– Надеюсь, вы видели мое выступление по «ящику» вчера вечером? – бодро спросил я сэра Хамфри, когда он с похоронным видом вошел в мой кабинет.
– Разумеется, – процедил он.
Собственно, видел он или не видел – не имело ровно никакого значения, так как мое интервью с Годфри Финчем было подробнейшим образом изложено и прокомментировано во всех утренних газетах.
– Ну и как? Здорово, правда? – с невинным видом продолжал я.
– Чисто сработано, если можно так выразиться, господин министр, – ответил он, всячески стараясь подчеркнуть двусмысленность этих слов.
– Можно, можно, – улыбнулся я, не замечая его стараний.
Хамфри перешел на официальный тон.
– Господин министр, нам пришлось поработать всю ночь, но зато я имею удовольствие
Другими словами, он потратил пять минут на то, чтобы взять из архива папку с предложениями, подготовленными в прошлом году, когда МАД возглавлял Том Сарджент.
– Чисто сработано, Хамфри, – одобрительно заметил я. – Значит, я не ошибся, заверив страну, что вы – прекрасный работник. Признаться, я в ваших способностях нисколько не сомневался.
– Рад это слышать, господин министр, – стиснув зубы, произнес он и протянул тонкую папку.
– Это ваши предложения?
– Да.
– Отлично. А вот мои. – Я тоже протянул ему папку.
– Как, и у вас? – удивился он.
Я предложил Хамфри по очереди зачитать наши варианты, а затем сравнить их.
– Первое, – начал он, – персоналии: гарантии обеспечиваются исходя из…
Не в силах больше сдерживаться, я открыл свою папку, и… мы в унисон продолжили:
«…двух основных критериев – необходимости знать и праве знать. Пункт 1 (а). Необходимость знать: таковая признается только для тех чиновников, которым prima facie [39] была предоставлена данная информация…»
39
При отсутствии доказательств в пользу противного (лат.).
Мы посмотрели друг на друга.
– Похоже, мы мыслим совершенно одинаково, вы не находите, Хамфри? – заметил я.
– Откуда у вас эти материалы?! – вскричал он и, не дождавшись ответа, повторил: – Откуда у вас эти материалы, господин министр?
– Хамфри, – укоризненно произнес я, – мои уста скреплены печатью молчания.
5
Перст судьбы
Дружеская услуга, которую оказал мне Том Сарджент в деле с «электронным досье», может показаться несколько странной людям, далеким от своеобразного мира профессиональной политики. Им, естественно, трудно даже представить такое. Ведь практически ежедневно они читают в газетах, как видные представители двух основных политических партий страны обвиняют друг друга в некомпетентности, бесчестности, патологической тупости, эгоизме, экстремизме и т.д., и т.п. И тем не менее, дружеские отношения между политическими противниками далеко не редкость. Более того, порой гораздо легче и приятнее дружить с представителем оппозиционной партии, нежели своей собственной, поскольку борьба с «чужаками», как правило, не носит личностного характера и не сопряжена с ожесточенной конкуренцией за конкретное «место под солнцем».
Раньше, находясь в оппозиции к правительству, и я, и мои теперешние коллеги по кабинету, само собой разумеется, вели беспощадную борьбу друг с другом за будущие портфели. Но сейчас (особенно последние три месяца) мы настолько заняты борьбой с настоящей оппозицией – государственной службой, что фактически забыли про «междоусобную вражду». Правда, в последнее время в кабинете, похоже, снова затевается какая-то крупная политическая интрига.
В конце минувшей недели я получил наконец возможность спокойно поразмыслить над рядом вопросов, касающихся лично меня. Я давно понял (если быть точным, то сразу после своего назначения): идея открытого правительства чревата множеством серьезных проблем. И я все больше убеждаюсь в том, что, играя в открытую, политики теряют реальную власть.
Любопытный парадокс: правительство тем более открыто, чем менее оно открыто. Открытое правительство – тот же
Логически напрашивается вопрос: скрывает ли государственная служба что-нибудь от министров? Чиновники, естественно, это отрицают, однако я абсолютно уверен: они просто-напросто лицемерят. По причинам, изложенным выше, лично я не считаю нужным все предавать гласности, но привилегия решать, что и когда скрывать от людей, должна принадлежать мне, избранному представителю народа. Государственная же служба не имеет никакого права скрывать что-либо от меня.
К сожалению, внушить это чиновникам Уайтхолла практически невозможно.
Я также сделал для себя несколько поучительных выводов, так сказать, общего характера. Во-первых, никогда не следует поверять (и менее всего – сэру Хамфри) свои надежды или опасения, в особенности связанные с партийными делами. Стоит только показать свою политическую уязвимость – и тебя сотрут в порошок. Пусть лучше теряются в вечных догадках. Во-вторых, надо всегда вынуждать их делать первый ход. Надо говорить не «я думаю…», а «как вы думаете?…» В-третьих, я наконец-то уяснил, что «нет» при желании можно обратить в «да», но не наоборот. Кроме того, когда необходимо сказать «нет» – пусть это делают помощники, а положительное решение следует немедленно сообщать самому. Тогда им будут доставаться тумаки, а мне – пряники.
Кстати, исключительно важное значение имеет вопрос о телефонных переговорах. По сути, вся система построена на том, чтобы не давать нам ничего делать самим. С точки зрения госслужбы, было бы идеально, если бы министр сам вообще никому не звонил и не решал ни одного вопроса. Горе тому министру, который по собственной инициативе снимет трубку и выразит согласие (или несогласие) по поводу заключения какой-либо, ну, скажем, внешнеторговой сделки. На него тут же со всех сторон набросятся чиновники всех мастей, сотрясая воздух угрозами вроде: «Это прерогатива МИДДСа… соответствующие каналы… политика поставлена под удар… а если что не так?., во всем будете виноваты вы, господин министр!…» и т.д., и т.п.
Все это крайне угнетающе действует на психику ответственного работника (такого, например, как я). И если он не проявит бдительности, его могут довести до состояния, когда он будет бояться позвонить даже в Поттерс-бар [40] .
В довершение ко всему государственные служащие неусыпно следят за каждым нашим шагом, не допуская ни малейших отклонений от «принятых правил». Бернард, например, прослушивает все мои разговоры, за исключением тех, которые я веду со своего личного телефона. Предполагается, что тем самым он более полно информирован о моих намерениях и в состоянии делать полезные для меня выводы. Все было бы прекрасно, если б не одно маленькое «но»: информация, как известно, – палка о двух концах!
40
Бар, расположенный напротив здания парламента, где в «неофициальной обстановке» проводятся встречи парламентариев с представителями общественности и друзьями. Удобен тем, что оборудован звонком, возвещающим о начале очередного голосования в палате общин.
(По-видимому, не случайно наиболее ответственные и влиятельные посты в мире так или иначе связаны с названием «секретарь»: государственный секретарь, исполнительный секретарь, генеральный секретарь и т.д., то есть человек, владеющий секретами или, иначе говоря, информацией, мало кому известной, кроме него и его избранного окружения. – Ред.)
Впрочем, у меня в данной ситуации есть существенное преимущество. Зная, что Бернард внимательнейшим образом слушает каждое произнесенное мною слово, я могу сколько угодно критиковать по телефону своих подчиненных!