Да, мой лорд

МамаЛена

– Обычно я нахожусь там, где хочется находиться мне.
– сказал он.

– Неужели ты хочешь уверить меня, что добровольно отказался от места рядом с Лордом?
– усмехнулся Теодор.

– А почему ты думаешь, что я от него отказался?

Они лучезарно улыбались друг другу, и со стороны казалось, что разговаривают два близких приятеля.

– Ах, да, не отказался… Я и забыл! Тебя, Люци, прогнали, как надоевшую наложницу, и заменили более молодой кандидатурой.

– Уже успел наслушаться сплетен, Теодор? Впрочем, ваша семейка всегда была неравнодушна

к собиранию слухов. А почему ты не прибавил «и более красивой»?

– Потому, что даже молодой человек не может отрицать, что никого более красивого в этой комнате просто нет.
– Лорд снова подошел неслышно.
– Не так ли, мистер Стоунтон? Ведь лорд Малфой действительно красив?

Люциус замер, бросил печальный взгляд на Волдеморта и опустил ресницы. Ну, Стоунтон, давай, умом ты никогда не отличался, вон, даже сестрица побледнела, а тебе хоть бы что.

– О, да, мой Лорд, Люци всегда был самым красивым мальчиком в школе.

Молодец, Тео!

– Люци?
– переспросил Риддл, - А я думал, что, кроме родственников, никто так его не называет?

Люциус изо всех сил изображал, что сдерживает бешенство, хотя сдерживать приходилось смех.

– Мы знакомы довольно давно, мой Лорд, - продолжал щебетать Теодор, не замечая, как темнеют глаза улыбающегося Риддла, - еще в школе, когда он был совсем юным, я называл его Люци. «Люциус» - слишком длинно, не так ли?

– Наверное, вы правы…«Люциус» - действительно, слишком длинно. Как мне самому не пришло это в голову? Надеюсь, - Лорд обернулся к Люциусу, вынуждая поднять глаза, - когда - нибудь и мне будет позволено так называть вас, лорд Малфой?

– Мой Лорд может называть меня, как ему будет угодно.
– поклонился Люциус и Волдеморт продолжил:

– Но, не буду больше мешать встрече школьных друзей. Вам, верно, есть, что вспомнить?

– О, да! Многое, мой Лорд!
– забил последний гвоздь в свой гроб ничего не замечающий Теодор, и Люциус даже пожалел его.

Риддл отошел от них.

– Вы сделали сейчас огромную ошибку, мистер Стоунтон.
– заметил слышавший все Руквуд.
– Прежде чем действовать, нужно было изучить обстановку, а прежде чем говорить - немного подумать… Здравствуйте, лорд Малфой.

Он вполне почтительно поклонился, удивляя Теодора.

– Здравствуйте, Август.
– все-таки улыбнулся Малфой, убедившись, что Лорда отвлекли.
– Рад видеть вас.

– Какую ошибку?
– забеспокоился Стоунтон и Руквуд посоветовал ему:

– Походите по залу, поговорите с людьми, задайте правильные вопросы, а потом делайте выводы. Впрочем, теперь вам вряд ли станут отвечать. Ваша сестра, кажется, умнее, пусть попробует она. Должны же вы знать, что свалится вам на голову и чем вы это заслужили…

Оставив рыжее семейство в недоумении, Малфой с Руквудом отошли от них.

– И когда же вы успели «изучить обстановку»?
– поинтересовался Малфой.

– Прежде чем прийти сюда, я побеседовал с некоторыми людьми… Не люблю кидаться в омут, не выяснив что к чему.

– Выяснили?

– Вполне.

– Тогда, почему вы здесь?

– А почему вы здесь, лорд Малфой?
– Руквуд серьезно посмотрел на него.
– Полагаю, у каждого из нас были причины так поступить. Мои - не интересны вам, а ваши - не касаются меня. Тем

не менее, мы теперь в одной лодке.

– И вам не противно находиться в одной лодке со мной?

– Ваша светлость, вы всегда были умны. Полагаю, все, что вы делаете, имеет цель. А средства вы вольны выбирать по своему вкусу. Не стану навязывать вам свое общество, если вы этого не хотите, я лишь хотел напомнить: я все еще ваш должник.

– Я благодарен вам за лестное мнение обо мне, в последнее время это редкость. Что же касается моего общества - оно может оказаться небезопасным для вас. Мне бы не хотелось, чтобы Лорд имел причины для недовольства.

– Благодарю за заботу, лорд Малфой. Я буду иметь это ввиду. Впрочем, если желаете - мое давнее предложение все еще в силе.

– Нравится рисковать, Август?
– покачал головой удивленный Малфой.

– Так же как и вам, Люциус… И не один Лорд считает вас самым красивым мужчиной в этом зале, а я всегда был неравнодушен к красоте.

Глядя вслед отошедшему Руквуду, Люциус думал, что даже столь откровенное предложение не пробудило в нем желания. И это было очень плохим признаком: если раньше он надеялся, что его просто возбуждают мужчины, то теперь стало ясно, что дело гораздо хуже. Стоило подвести итоги: его возбуждает определенный человек, он мужчина, он несовершеннолетний, он вряд ли еще раз встретится Люциусу, и он не желает уходить из головы, снов и мечтаний лорда Малфоя.

Выйдя из камина, Люциус удивился: его никто не встречал. В коридоре было пусто, никаких голосов или людей. Если бы не нагревшаяся метка, Люциус бы решил, что он ошибся и вызова не было. Однако, он был, и следовало явиться. Люциус почувствовал тревогу: его вызвали одного? Зачем? После вчерашнего собрания он гадал, что предпримет Лорд, и подозревал, что господин не ограничится Стоунтоном: Риддл имел обыкновение напоминать Люциусу даже о том, в чем он и не был виноват. Но Малфой надеялся, что все обойдется очередным внушением или издевательством, однако, отсутствие Круга наводило на нехорошие мысли. Неужели Лорд решил снова уложить его на стол? Люциус уже боялся заходить в кабинет: воспоминания о Круцио и унизительных попытках сохранить спокойствие в руках Риддла мучили, а невозможность закрыть свои мысли пугала. Однако, голоса доносились именно из кабинета, и Люциус двинулся в сторону хорошо знакомой полуоткрытой двери.

Подойдя к двери, Люциус уже понял, что сейчас увидит: звуки, доносившиеся из кабинета не вызывали сомнений. Мелькнула мысль уйти, но не явиться на вызов он не мог. Изобразив на лице скуку и равнодушие, Люциус встал на пороге кабинета. Зрелище, представшее ему, захватило почти сразу: тот самый, памятный стол был занят. Лежащий на нем лицом вниз Крауч пытался держаться за гладкие края, но при каждом движении его руки срывались и он вновь пытался найти опору, сжимая пальцы до побелевших костяшек. Глаза мальчишки были широко распахнуты, лицо выражало муку и наслаждение одновременно, он негромко стонал при каждом движении Лорда, и эти стоны отзывались в измученном теле Люциуса, вызывая желание, страсть и тщательно скрываемые мечты. Риддл, нависал над лежащим, прижимая его к столу, размеренно двигаясь, ленивыми сильными движениями заставляя извивающееся под ним тело дрожать и тянуться вслед, не отпуская.