Да не судимы будете

Автор неизвестен

Мы говорим, что Куба — это наша социалистическая база, революционный оплот всего в 90 милях от США. Наивные рассуждения. «Карибский кризис» показал всю несостоятель­ность таких суждений.

США с Кубой могут расправиться в течение 5—6 часов, но они сейчас не хотят этого делать, им невыгодно нарушать с нами договор по Кубе. США за Кубу сделают свой реванш на Ближнем Востоке, в Латинской Америке. Не исключено, что первый удар будет нанесен по Чили. Вопрос Кубы очень слож­ный, трудный, много неясностей, а перспектива к лучшему покрыта густым туманом. Все эти и другие вопросы высказы­вались на Политбюро ЦК КПСС.

Брежнев, пытаясь найти «козла отпущения» в вопросах взаимоотношений с Кубой по экономическим вопросам и за­долженности, в своем выступлении обрушился на Минвнеш- торг.

Патоличев в спокойной и довольно

убедительной форме дал справку. Он сказал: «Внешняя торговля должна быть коммер­ческой торговлей, а не благотворительной миссией и «скорой помощью» в экономических вопросах. И мы сами (Министер­ство внешней торговли) без решения ЦК и правительства ниче­го не делаем. Всякая экономическая «помощь» должна прово­диться через другие каналы. Что касается Минвнешторга, то оно за пятйлетку дало стране 36 миллиадров рублей прибыли». Все сказанное Патоличевым Брежнев молча «проглотил», и это вызвало даже какое-то замешательство.

12 февраля. Позвонил мне Капитонов, просил развернутые данные на В. И. Дрозденко и характеристику на него, при этом сказал, что есть такое мнение забрать его на дипломатичекую работу — послом. Куда, еще окончательно не решили, но, вероятно, в Румынию. Просил прислать Дрозденко в ЦК КПСС для беседы. Жалко отпускать Дрозденко, да он и сам расстроен этим «известием», просится остаться на Украине на любой р^оте, не хочет уезжать. А что я могу сделать? Тем более чувствую, что в отношении его линия занята «специально»: продолжается болезнь мнительности Брежнева, боязнь того, чтобы не допустить блокировки молодых кадров с В. Семича­стным и другими молодыми, энергичными кадрами, хотя все это надумано от страха. Нельзя же жить без общения с близкими людьми и товарищами по работе. Везде проявляется «особая настороженность».

13 февраля. Доложили по школе № 40. Интриганами, терро­ризировавшими коллектив, оказались грязные люди — Лаза­ренко и Волкова, последняя сотрудничала и сожительствовала с немецкими офицерами, была у немцев переводчицей. Теперь в школе преподает немецкий язык. Лазаренко тоже какой-то проходимец, выдававший себя за сотрудника КГБ. И вот такие «люди» воспитывают наше молодое, подрастающее поколение. И сколько еще есть таких фактов.

14 февраля. Мой день рождения — вот и «стукнуло» 63. Немало, но чуствую себя неплохо. Получил много поздравле­ний от друзей, знакомых и многих людей, которых я лично не зйаю. Из Москвы получил поздравления от Брежнева, Косыги­на, Подгорного, Полянского, Андропова, Кулакова и других товарищей по Политбюро и ЦК. Мой день рождения вечером хорошо отметили в кругу семьи и близких товарищей и знако­мых.

Вышла из печати моя книга «Украина наша советская». Первые отзывы неплохие. Да объективные и разумные люди по-другому и не могут отнестись к этому. Не претендую на что- то особое, но то, что она в идейном, партийном, историческом плане отвечает действительности и истине, этого не отберешь. (Хотя истину и нельзя отобрать, но извратить ее при желании можно, что впоследствии и было сделано с моей кнцгой).

15 февраля. Принял Патона. Состоялся крупный, обстоя­тельный разговор, до некоторой степени не совсем приятный, но он нужный и неизбежный. Я Патону высказал все претензии, связанные со снижением развития науки в республике, и тем, что с его стороны нет должной защиты интересов развития фундаментальных наук. В кадровой политике делается ставка на совсем не тех людей. Честные и настоящие ученые, такие, как Пасичник и другие, отстраняются и игнорируются в науке. Сказал Патону, что иногда бывает «научный террор», с кото­рым нелегко бороться, что с его стороны замечается пренебре­жительное отношение к некоторым работникам ЦК, в частно­сти, к секретарю ЦК Овчаренко. «Вы заявляете: «В ЦК в науке никто не разбирается». Вы внешне ведете себя неплохо, но у Вас имеются нотки неискренности перед ЦК. Вы потворствуе­те разным кулуарным разговорам о кадровых перемещениях в республике. В Академии наук мало ответственности за работу академических институтов. Грубое Ваше отношение с подчинен­ными граничит с зазнайством». Разговор проходил довольно спокойно, но, конечно, был не из приятных.

Затем вместе с Патоном Б. Е. обсудили ряд практических вопросов: о создании пяти научных центров по зонам Украины и создании шести специальных институтов в научных центрах. О дополнительных выборах целевым назначением в Академию наук — 10 человек академиков

и 24 человека членов-корреспон- дентов.

17 февраля. В Житомире на заводе щитоавтоматики 250 рабочих отказались от работы, по существу — забастовка. При­чина: неразумные действия администрации завода в вопросах пересмотра норм выработки. Дал задание срочно принять меры, провести с рабочими спокойную беседу, исправить положение дел, не применять к рабочим никаких административных мер воздействия.

19 февраля. В 10 часов утра в Октябрьском дворце откры­лась XV областная партийная конференция Киевщины. Пред­стоит мое выступление. Здесь буду избираться делегатом на XXIV съезд КПСС и КПУ. Конференция прошла организован­но, выступления тоже были неплохие. Очень неудачно высту­пил Козаченко, пришлось подправлять, и основательно, воспри­нято хорошо.

24 февраля. Выехал в Залесье для встречи с представителем КГБ СССР Ю. В. Андроповым. Он специально приехал в Киев по заданию Брежнева, а заодно и на республиканское совеща­ние КГБ. Но совещание было прикрытием. С Андроповым мы много говорили по общеполитическим вопросам, о состоянии дел в партии, стране. Андропов приехал явно с заданием выяс­нить мои мысли и позиции перед съездом партии. Мне было известно, что еще тогда Брежнев замышлял переместить меня на другую работу: на Украине я ему очень сильно мозолил глаза. Несмотря на все это, в разговорах с Андроповым я от­кровенно высказал свои соображения, в том числе и недостатки в стиле руководства центра. О Брежневе сказал, что его всяче­ски надо поддерживать, но нельзя на Политбюро устраивать беспредметную говорильню, «базар» — надо начатые дела до­водить до конца, более предметно и глубоко заниматься эконо­микой собственной страны. Может быть, я говорил резко, но зато правду, и я уверен, что содержание и даже подробности нашего разговора Андропов передаст Брежневу, но ведь для него это не будет новостью — я ведь сам об этом говорил Брежневу, и не один раз. В общем, беседа с Андроповым прошла хорошо, но чувствую, что она для меня даром не пройдет.

9 марта* Был в Москве в ЦК КПСС у Кириленко, а затем выехал в Завидово к Брежневу. Вместе с ним обсудил все вопросы, связанные с предстоящим съездом КПУ, оставил ему для ознакомления и возможных замечаний мой доклад на съезде КПУ. Согласовал вопрос об увеличении состава ЦК КПУ на 36 человек, в том числе до 15 членов Политбюро ЦК КПУ. Доложил персональный состав ЦК, вот тут и зашел вопрос о Семичастном. Я Брежневу сказал, что Семичастный является первым заместителем Председателя Совмина. Брежнев на это мое замечание промолчал, только сказал: «Да не все же заслу­живающие этого могут быть членами ЦК».

Рассмотрели состав членов и кандидатов Политбюро ЦК КПУ. Я предложил ввести кандидатом в члены Политбюро Салманова, командующего Киевским военным округом, так уже было у нас заведено. Брежнев отрицательно отнесся к это­му и сказал: «Еще молодой, новый, надо присмотреться». Поче­му-то очень интересовался кандидатурой первого секретаря До­нецкого обкома партии Дегтярева. Я дал вполне заслуживаю­щую положительную характеристику Дегтяреву и тут же спро­сил, о чем идет речь. Ответ Бре:йснева был: «Да мы на него имеем некоторые виды». Но тут же вроде бы в «шутку» сказал: «Нет, пусть останется, хоть один будет первый секретарь рус­ский». Я тут же ответил Брежневу, что у нас в республике 70 национальностей, и мы никогда не делим, тем более коммуни­стов по национальностям. А что касается русских, то, как вы видите, их в этом составе ЦК КПУ находится 40%, а среди первых секретарей обкомов партии 6 человек русских — это

Андреев, Всеволожский, Дегтярев и ряд других. Среди руково­дящего административного состава республики русских 58%.

Я откровенно сказал Брежневу, что часто национальный вопрос мы, руководители, создаем сами. Это вопрос гнилой интеллигенции и некоторых чересчур «идейных деятелей». Про­стой рабочий народ этого вопроса не чувствует, ибо для него такого вопроса нет. Неумная постановка этого вопроса может только разжигать рознь между народами, а это только на пользу нашим идейным врагам. Брежнев все это мной сказанное выслушал и, очевидно, поняв, что наговорил много лишнего и неправильного, тут же примирительно сказал: «Это я так просто сказал, что за национальным вопросом надо смотреть». Я сказал на это, что за всем надо смотреть. На этом наш разговор был закончен, но все же все вопросы, связанные со съездом, я согласовал.