Да святится Имя Твоё
Шрифт:
Я лежу и слушаю, не зазвучат ли шаги на лестнице, но за дверью тишина. И это причиняет мне почти физическую боль. Пытаюсь вспомнить, когда я чувствовал себя настолько одиноким. Кажется, ещё до появления Крис в моей жизни. Эти мысли погружают меня в беспокойный, нездоровый сон.
Сначала я просто брожу в густом, как молоко, тумане, натыкаюсь на какие-то предметы, ощущаю, будто бы из клубящейся мглы на меня смотрят сотни глаз, чувствую, как до меня кто-то дотрагивается, но, когда оборачиваюсь, за спиной никого нет.
Моё сердце
Единственное, чего я хочу, это подняться сейчас над всем этим туманом, вынырнуть из него и убедиться, что он не будет держать меня вечно. Моё желание настолько сильно, что в какой-то момент я начинаю верить, что именно так и будет. Поэтому, когда в лопатках простреливает нечеловеческая боль, я хоть и падаю, но не удивляюсь.
Я стою на четвереньках в этом демоновом тумане и вою, словно раненое животное. Я и есть раненое животное, потому что я вижу, как мои ладони, впившиеся в мягкую жирную землю, покрываются чем-то тёмным. Присматриваюсь и понимаю, что это перья.
Чёрные перья вырастают прямо из моей кожи! Она зудит, болит, как если бы её прокалывали тысячи иголок, а лопатки будто бы выворачиваются наружу. В какой-то момент стоять даже на четвереньках становится невероятно тяжело. На спину давит что-то огромное, неподъёмное, и я падаю лицом вниз. Я лежу и не вижу ничего, кроме кромешной мглы. Теперь нет даже тумана. То, что давит на мою спину, укрывает меня полностью. Пытаюсь пошевелиться и с ужасом понимаю, что это что-то — часть меня. Это что-то — мои крылья.
Делаю над собой титаническое усилие, стараюсь ими пошевелить и у меня получается. Они слушаются меня так же, как слушаются руки или ноги. Мои крылья настолько огромны, что одним взмахом разгоняют туман и поднимают меня от земли.
Теперь мне видно всё вокруг, и я разглядываю место, где бродил всё это время. Крылья хлопают в воздухе, позволяя мне зависнуть над старым, полуразрушенным кладбищем. Лишь одна могила прямо передо мной совсем свежая. Буквы на надгробии достаточно большие, чтобы я смог их прочесть.
Из сна я вырываюсь так, будто бы тонул всё это время, и лишь теперь у меня появилась возможность глотнуть свежего воздуха. Что это было?! Мне не снятся сны, тем более такие реалистичные, как этот. Я потерянно оглядываю комнату. Не помню, чтобы я зажигал свет.
В неярком свете замечаю что-то чёрное на кровати рядом с собой. С содроганием протягиваю руку, уже зная, что там обнаружу. Так и есть, горстка чёрных перьев. Заворожённо рассматриваю одно из них, а потом резко поднимаюсь, сгребаю их в ладонь и выбрасываю в открытое окно. Никто не должен знать об этом. Да и мне лучше забыть.
Старательно закрываю на засов самое страшное воспоминание с именем, выбитым на надгробии. Этого не будет. Я сделаю всё, чтобы этого не было.
Бесшумно спускаюсь. Барная стойка Оленты пустует.
Направляюсь к стойке, чтобы не передумать. Беру первую бутылку. Ядрёное пойло, от которого выгорает всё нутро. Усмехаюсь иронии ситуации, зубами достаю пробку, отпиваю глоток и закашливаюсь. Да, ничего крепче этого ещё не придумали. Ещё пара глотков и всё происходящее кажется мне до ужаса забавным. Беру подмышку ещё парочку таких же бутылей и иду обходить комнату.
Когда голова начинает приятно, но неуместно кружиться, понимаю, что разливать вокруг следует всё-таки больше, чем вливать в себя. Остальные бутыли уходят только на пол и стены кабака. Я уже достаточно пьян, чтобы веселиться, поэтому, легко перемахнув через стойку, беру ещё пару бутылей, уже не разглядывая, что именно попадает под руку. Подкидываю одну из бутылок на ладони — тяжёлая, почти полная, замахиваюсь и швыряю её о противоположную стену. Осколки стекла весело звякают и осыпаются на пол. На стене расплывается тёмное пятно. То же самое я проделываю со второй.
Олента появляется ровно в тот момент, когда на полу в красивый цветок складываются осколки третьей бутылки.
— Темнейший тебя забери, сволочь! — вопит она. — Что ты творишь?!
— Избавляю тебя от лишнего, дорогая! — я швыряю очередную бутылку, и женщина взвизгивает, когда та проносится мимо неё.
— Прекрати немедленно! — Оли подбегает ко мне, колотит меня маленькими кулачками, но меня это только веселит, и следующая бутылка отправляется в полёт. — Прекрати и убирайся отсюда! УБИРАЙСЯ, ТИАРГО!!!
— Скоро нам всем придётся отсюда убраться, — развожу руками я, а после беру ещё одну бутыль и быстро разливаю её содержимое прямо на барную стойку.
— О чём ты говоришь, сумасшедший?! — да, Олента слишком проницательна. — Что ты сделал? ЧТО ТЫ СДЕЛАЛ, Я ТЕБЯ СПРАШИВАЮ?!
— Прости меня, — шепчу я.
Запах алкоголя, которым насквозь пропитался мой любимый бар, вдруг становится слишком удушающим.
— Что ты сделал, Тиарго? — она больше не кричит, и, несмотря на то, что я уже не буяню, только теперь в её глазах действительно появляется страх.
— Сегодня вечером был убит человек из банды Чёрных Волков, — говорю я едва слышно. — Не простой человек. Правая рука Ронни-зверя.
Олента шумно втягивает воздух, закрывает рот рукой. Да, Оли, ты ведь знала, что я тот ещё мерзавец.
— Свидетели видели, что это сделали двое. Мужчина и женщина. Они даже смогли назвать их имена.
— Нет, — я впервые вижу, как она плачет. — Ты не мог… Ты не мог так поступить. Скажи, что лжёшь. Скажи, что лжёшь!
Её слёзы прокладывают дорожки по враз осунувшемуся лицу. И мне хочется плакать вместе с ней, но я продолжаю.