Да забыли про овраги #play_to_return
Шрифт:
– И такие есть?
– удивился я.
– Да каких только нет, - радостно сказал Зверев.
– Ты в спецразделе смотри. А я помогу разобраться.
Ну я и посмотрел.
После этого ящиков в чёрном от копоти десантном отсеке бронетранспортёра заметно прибавилось.
– Нам бы ещё гусеницы пошире, - сказал Ложкин.
– Движок-то позволяет.
– Противогазы, аптечку, огнетушитель, - поднял руку Серпилин.
– Бушлаты и два десятка ремней, - добавил Зверев.
К тому моменту, когда все запросы были удовлетворены, а гаек на счету изрядно поубавилось, я уже почти и забыл, что со мной только что
– А что, Серп, где ты уже раньше видел такие приступы, как у меня сейчас был?
– спросил я, поднимая очки на лоб, и наливая себе в кружку чай из вечно горячего чайника.
– А у прежнего командира, - охотно сказал Серпилин, чем и поставил меня в тупик.
– У вас раньше был другой командир?
– спросил я медленно, пытаясь осознать совершенно неожиданную для себя информацию.
– Был, - подтвердил Серпилин.
– А у вас такие приступы бывают?
– спросил я, безуспешно пытаясь унять учащённое сердцебиение.
– У тебя, Зверя и Грини?
– Нет, - пожал плечами Серпилин.
– Это командирская болезнь. Всем известно. Правда, говорят, не так давно она появилась.
Я боялся верить в услышанное, поскольку это могло означать, что до меня мой экипаж уже имел дело с человеком, точно так же насильно погруженном в игровую реальность.
– И что случилось с прежним командиром?
– спросил я с замиранием сердца.
– Тот, кого ты всё время зовёшь Сауроном, увёл его куда-то, - спокойно сказал Серпилин, как о чём-то само собой разумеющемся.
– Что? Увёл? Как это увёл?
– поразился я, чувствуя, как сердце бешено колотится уже где-то у горла.
– Ну, приступы у него становились всё чаще и он однажды сказал по рации, что сдаётся. Потом выбрался из танка, а нам приказал выходить из боя самостоятельно. Но мы же не можем выйти, пока один из членов экипажа жив, но не находится на своём месте. И поэтому…
– Погоди!
– оборвал я его.
– Ты же сказал, что Саурон забрал вашего командира!
– Ну да, - подтвердил Серпилин.
– Мы наблюдали, как он уходит, а потом из леса выехала машина этого Саурона. Остановилась рядом, оттуда вылез мужик, поговорил о чём-то с нашим бывшим командиром и потом они вместе залезли к Саурону этому в самоходку. И уехали.
– Ну ничего себе, - сказал я ошеломлённо.
– И что же вы молчали до сих пор?!
Ответом мне были недоумённые взгляды. Ах да, я же ни о чём таком не спрашивал.
Почувствовав, что ещё минута и начну сходить с ума, я одним движением пальца отремонтировал повреждённые части бронетранспортёра. И мгновенно мир вокруг перевернулся с ног на голову, постоял так несколько мгновений и перевернулся обратно.
Я сидел в командирском кресле, буквально сложившись пополам и обхватив голову руками. Подивившись диковинности положения, медленно разогнулся и обнаружил, что остальной мой экипаж сидит в точно таких же позах: Ложкин за штурвалом, а Зверев и Серпилин - сзади, на скамье в десантном отсеке.
– Рота, подъем, - буркнул на автомате и выглянул в окно.
Я бы удивился, обнаружив за бортом безбрежную океанскую равнину
– Хорошо быть богатым и здоровым, - глубокомысленно изрёк я, выбирая, каким из трёх приборов для обзора местности, воспользоваться.
– Начнём с панорамы. Посмотрим, стоит ли она затраченных на неё гаек.
Панорамный прицел оказался удобен тем, что в сложенном состоянии помещался под потолком кабины, и можно было не бояться случайно разбить о него лицо во время боя. Я осторожно взялся за удобную металлическую скобу и потянул её на себя. Вниз послушно скользнула раздвижная штанга с окулярами. Справа и слева от общей трубы штанги отложились прорезиненные рукояти.
– Вот это техника, - сказал я уважительно и приложился лицом к мягким наглазникам окуляров.
Широкое поле зрения и светлая резкая "картинка" пригодились бы в любом месте, кроме густого леса, в котором мы оказались. Нащупав пальцами кнопки, я настроил резкость в окулярах и повернул поле зрения на сто восемьдесят градусов, но помимо сплошной стены высоких сосен, так ничего больше и не увидел.
– Что ж, - сказал я, отрываясь от панорамы и поворачиваясь к экипажу, - думаю, что прицел прямой наводки мне тоже вряд ли поможет. Остаётся командирский прицел.
– Прямо перед нами дорога, командир, - сказал Ложкин.
– Может, просто поедем?
– Поезжай, - легко согласился я, скрывая смущение.
– А я уже по ходу дела ситуацию разведаю.
Двигатель зарокотал мягко, но мощно и бронетранспортёр плавно тронулся с места. На лице Ложкина расцвела счастливая улыбка. Как же мало боту для счастья надо. Я покачал головой, развернулся корпусом вправо и приник лицом к резиновой маске командирского прицела.
Увиденное как-бы с высоты птичьего полёта, повергло меня в ступор. Наш бронетранспортёр медленно ехал по извилистой лесной дороге, а за нами, в каком-то километре - не больше - двигалась колонна бронетехники "синих". Причём, сколько я не сдвигал камеру всё дальше и дальше вглубь карты, ничего, кроме густого леса и этой узкой дороги, там так и не увидел. Чем в таком странном месте должна была заняться внушительная колонна танков и самоходной артиллерии, оставалось загадкой.
Впрочем, загадка быстро разрешилась, стоило мне двинуть камеру прицела в другую сторону. Впереди нас ждал перекресток с точно такой же лесной дорогой, идеальным перпендикуляром перечеркнувшей нашу, за которым начиналась целая система просек, расположенных равномерно на одинаковом расстоянии друг от друга, с интервалом метров в триста, не больше. Причём просеки отходили от основной дороги "ёлочкой", то есть под углом градусов в шестьдесят, тянулись вглубь леса на несколько километров и заканчивались неглубокими карьерами с пологими склонами. Каждый карьер представлял собой идеальную площадку для размещения артиллерии. Поэтому ничего удивительного не было в том, что некоторые и оказались заняты артиллерийскими батареями "зелёных".