Да здравствует ворон!
Шрифт:
Пока Масухо-но-сусуки занималась червями, освободившиеся лекари готовили снадобье. Они пропитывали настоем ткани и вкладывали больному в рот, но Сумио лишь стонал, находясь то ли в сознании, то ли в полузабытьи. Масухо-но-сусуки спросила, нет ли способа облегчить его страдания, однако ей лишь сказали, что если дать юноше карон, то он может больше не проснуться.
«Он так мучится! На поле боя он больше никому не нужен, не милосерднее было бы дать ему умереть?..» – такие мысли тоже посещали ее.
И все же он жил.
Она не знала, слышит ли он ее, однако продолжала шептать ему на ухо:
– Не бойся, Сумио. Мы с тобой. И ты тоже не сдавайся.
Из трубочки лишь вырывалось хриплое клокочущее дыхание.
Только с рассветом ему стало легче. Разряды пропали, черви больше не появлялись. Девушка с облегчением вздохнула и вдруг заметила, что снаружи поднялся какой-то шум. Кажется, что-то случилось на священной земле.
Когда миновал полдень, сам молодой господин пришел навестить своего телохранителя. Он присел у изголовья Сумио и заговорил, разглядывая лицо больного:
– Ты молодец! Благодаря тебе я цел. Ты выполнил свой долг перед всеми ятагарасу и передо мной.
Сумио закашлялся. Показалось даже, его затрудненное дыхание смешалось со смехом.
– Спасибо тебе. Отдыхай.
Понимая, что телохранитель его не видит, Надзукихико тем не менее склонился перед ним в глубоком поклоне и вышел.
Конечно, он ведь так занят. Масухо-но-сусуки, не в силах вымолвить ни слова, следила за этим кратким визитом. Но на сердце у нее было неспокойно. «Спасибо…» Спасибо?! Просто «спасибо» – и это все?! Не то чтобы она ждала от молодого господина извинений перед Сумио. Тот посвятил свою жизнь службе телохранителя, как и остальные пострадавшие Ямаути-сю. Она понимала, что не имеет здесь права голоса, и все же никак не могла смириться.
В первый день больному стало немного лучше, однако выздоровление так и не наступило. Червей появлялось меньше, разряды исчезли, спал жар, уменьшился отек в горле, а вот ожоги все не заживали.
Когда Хамаю пришла проведать Сумио, Масухо-но-сусуки спросила ее:
– Неужели больше ничего нельзя сделать? Лекарь говорит, что состояние ожогов не улучшается, а даже наоборот, и теперь ухудшаться им уже некуда.
Пламя, сжиравшее тело, потухло: гореть больше было нечему. У раненого даже не оставалось сил стонать, он просто медленно приближался к смерти.
– Мы должны быть готовы к худшему. Его семья еще не приехала? – спросила Хамаю.
Кикуно покачала головой:
– У него никого нет. Он рос без отца, а мать, как я слышала, скончалась от недуга еще до его поступления в Кэйсоин. При поступлении, кажется, его опекуном стал наместник земли Ариакэ.
– Вот оно как… – прошептала Масухо-но-сусуки.
Ясно, почему Сумио без отдыха охранял молодого господина.
Интересно, какой была его мать. Хотя знай она, что произошло с сыном, должно быть, с ума бы сходила от беспокойства.
Масухо-но-сусуки и сама ничего не знала о Сумио.
– А как рука молодого господина?
– Постепенно все лучше и лучше. Угрозы жизни нет, как я слышала.
Масухо-но-сусуки нахмурилась. Сумио и Его Высочество явно выздоравливали по-разному.
– Может быть, это оттого, что он истинный Золотой Ворон?
– На обоих проклятие отразилось одинаково. Значит, может быть другая причина. Спросим у Надзукихико: вдруг ему что-то приходило в голову.
С тех пор как посвященная вернулась, молодой господин почти все время проводил на священной земле либо ожидал в Сёёгу, когда его призовут. Важные дела разделили между собой Нацука и Хамаю, а в сложных случаях отправляли посланника к наследнику, чтобы узнать его мнение. Этот вопрос Хамаю тоже решила задать ему.
Иногда Сумио навещали Ямаути-сю, которым он когда-то помог. Видимо, его любили и сослуживцы, и младшие товарищи. Гора нетронутых подарков от гостей росла день ото дня. Конечно, увидеться и пообщаться с ним они не могли, но все в один голос твердили, как хотят, чтобы Сумио хотя бы выжил.
Тела погибших Ямаути-сю уже отправили семьям. За это взялись Акэру и Юкия. Когда брат приходил вместе с молодым господином, Масухо-но-сусуки видела его измученное, осунувшееся лицо. Юкия тоже, насколько она знала, был особо близок с Сигэмару. Выдержат ли они это испытание?
Тихаю назначили перенести останки Сигэмару и других товарищей в Кэйсоин. После этого он начал отправлять тела семьям, но некоторые, узнав о происшедшем, прибыли сами. Если молодой господин находился в священных землях, с семьями общались Акэру и Юкия. Они же рассказали о том, что произошло, отцу и братьям Сигэмару.
Тихае как-то довелось пожить в доме Сигэмару во время каникул. Когда родня друга прибыла в Кэйсоин, он тоже отправился в академию, но заговорить не осмелился. О том, как встретил свой смертный час сын и брат, семье рассказали Юкия и Акэру.
Отец Сигэмару был крупным приветливым мужчиной. Когда Тихая приезжал к ним в гости, он встречал друзей сына с улыбкой во весь рот, а сейчас резко постарел и даже как-то уменьшился. Его старались поддерживать младшие братья Сигэмару, однако и в их лицах читалась неготовность смириться с реальностью.
Дойдя на неверных ногах до большого зала и увидев тело сына и брата, родственники зарыдали в голос. Акэру быстро вышел.
– Акэру! – бросился за ним Тихая, но тот уже выбежал из зала и сел у стены, обхватив голову руками. – Что с тобой?